– Вы читаете мои мысли как книгу, мадемуазель. Я попрошу повара оставить мне сахарную косточку.
В молчании они проехали несколько кварталов. Тишину нарушал только стук копыт и колес, доносящийся через закрытые окна. Когда они повернули на Кинг-Чарльз-стрит, Кетти спросила:
– А вы узнали, откуда миссис Леонард берет деньги? На ней был очень дорогой с виду бриллиантовый гарнитур.
– Едва ли можно задавать такие личные вопросы при первом знакомстве.
– Возможно, когда вы узнаете ее лучше…
Экипаж подъехал к фасаду дома и остановился.
– Я провожу вас до дверей, – сказал Костейн. – Не беспокойтесь, если увидите мой экипаж у дома – я хочу перекинуться парой слов с Гордоном. Он сказал, что не задержится надолго.
– Очень хорошо.
Он проводил Кетти до двери и, перед тем как открыть ее, сказал:
– Я не знаю, что нам принесет завтрашний день. Не могли бы вы не занимать ничем вечер на случай, если что-нибудь произойдет.
Оставить вечер незанятым было для Кетти очень просто, но она этого не раскрыла.
– Мы часто бываем дома по вечерам в пасмурные зимние месяцы. Наверняка завтра вечером я не буду занята.
Она думала, что Костейн улыбнется и наконец-то притворится, что хорошо провел вечер, но он хмурился, глядя на дверной молоток:
– У вас случайно нет книг по астрологии?
– Не думаю. Это глупости, вы же знаете.
– Я знаю, но припоминаю, что кто-то говорил мне, что я Весы. А миссис Леонард сказала, что я Лев.
– Вы хотите пристыдить ее? Зачем ей хвастаться знанием такой идиотской вещи, как астрология, если она ничего в ней не понимает?
– Возможно, как раз потому, что вещь идиотская. Это так же, как и невероятное обожание собаки, должно убедить меня, что дама глупа.
Кетти прикусила губу:
– Вы считаете, она хочет заставить нас думать, что она дурочка – а на самом деле она хитрая, как лиса. Я спрошу дядю Родни про астрологию. Он знает массу бесполезных вещей.
– Вы сердились на меня, что я флиртовал с ней, но теперь сами видите – все это было нужно для дела, – сказал Костейн с дразнящей улыбкой.
– Я сердилась не поэтому! Я почувствовала себя просто оплеванной, когда вы ринулись, чтобы занять место рядом с ней за ужином и покинули меня и Гордона на глазах у всех. У дам есть гордость, знаете ли.
Он лениво приподнял бровь:
– У джентльменов тоже, мисс Лайман. Вы же в конце разыграли настоящую сцену досады.
– Мне кажется, вы хотели сказать «ревности», милорд.
– Если вы предпочитаете называть вещи своими именами.
– Вот именно, и мне удобнее называть оскорбление оскорблением, а не ревностью.
