— Не нашли бы?
— Не о том, Лихо, нашли бы… человек тьму везде найдет. Или тьма человека. Она заслужила свою смерть. Что до остального, то…
— Обвинят меня.
— Тебя… не ты ли пришел в ярость, узнав, что эта женщина прокляла твою жену? И не ты ли понесся к ней посреди ночи? Не твой ли конь стоит у привязи… не твои ли следы останутся на полу… ты, конечно, расскажешь, что все было не так… если сумеешь.
Колдовка вдруг оказалась рядом, плеснула в лицо зеленым светом.
— Чтобы рассказать, нужно уметь говорить…
Холодные пальцы коснулись шеи, размыкая серебряную ленту ошейника.
— Что ты…
— Ничего, Лихо… просто помогаю тебе понять, что ты — не человек…
— Я…
Он отступил, держась за шею.
— Я тебя не держу, — та, которая притворялась Богуславой, смеялась. — Иди, Лихослав… иди, если можешь. Возвращайся домой…
…домой…
— …быть может, хоть так поймешь, где твой настоящий дом…
…дом.
…Евдокия…
…хлеб и молоко…
….луна в витринах… множество лун, само небо, многоглазый зверь, смотрит на Лихо, щерится звездами. И тянет упасть на брюхо, признавая собственную слабость, никчемность.
Князь?
Что ему до титулов… что ему до людей, когда небо касается загривка, шерсть тревожит… и ветер пахнет кострами, далекими, теми, что жгут за городом…
— Беги, — донеслось в спину. — Торопись, волчий князь… подданные уже заждались.
Камень и железо.
Люди.
И город, который того и гляди, сомкнет зубы свои, переломит хребет. Прочь надобно…
…нельзя.
…дома ждут…
Дома. В серых простынях болот, на которых шитыми узорами лежат нити клюквы, и кислые прошлогодние ягоды еще остались… Лихо собирал их. Раньше.
Он остановился у старого особняка, который был смутно знаком, и Лихо даже шагнул к кованой узорчатой ограде, но тотчас отступил. Низкая луна звала.
Прочь из города.
От людей.
Туда, где его, Лихо, и вправду ждут… и слышался, подгоняя плетью, чей‑то смех развеселый.
— Хороший песик… — сказала луна.
А может, и не она, потому как Лихо знал, что луна не способна говорить.
— Иди ко мне… иди…
Придет.
Чтобы вцепиться в глотку и заставить замолчать. Быть может, тогда у него выйдет вернуться.
Глава 9. О сложностях супружеской жизни и иных, занимательных вещах
Богуслава очнулась уже в экипаже и, поморщившись, тронула виски. Голова ныла, а пальцы были испачканы чем‑то черным… Богуслава коснулась их губами.
Кровь.
Она прекрасно помнила ее вкус, и запах, и цвет… и силу, которая была в крови и только в крови. Эту силу легко было взять тем, кого Боги наделили даром, пусть бы и люди полагали этот дар проклятым. Богуславе не было дела ни до людей, ни до богов.
