— За что? — вторил ей вслух стонущий супруг.
— Успокойся, любимый, — запричитала Алена, хотя обычно причитания были ей не свойственны. Но разве можно спокойно смотреть на страдающего — не от боли, от вопиющей несправедливости и унижения — супруга? — Я уверена, что это недоразумение. И вообще все обошлось. Все ведь обошлось, правда? Налить тебе чаю? Или, может быть, чего покрепче? Телевизор включить? Или видик с твоими любимыми мультами?
Калязин замотал головой. Не хотел он чаю. И покрепче ничего не хотел. И мультов любимых — тоже. Он был в шоке. Впервые в своей полной испытаний жизни. Ведь в него! Стреляли!
Гости вошли в жилище Калязиных беспрепятственно — калитка и входная дверь коттеджа находились в состоянии «нараспашку». Мелешко, увязавшийся за Сашей в качестве адъютанта, удивленно хмыкнул.
— Они что, совсем ничего не боятся? — спросил он. — Или им уже на все наплевать?
— Ну, во-первых, бояться нечего — это же кондоминиум с серьезной охраной, — ответила Саша. — Калитка вокруг дома и двери созданы архитектором исключительно по инерции традиционного мышления людей, живущих в отдельных и коммунальных квартирах без домофонов и консьержек. А во-вторых, ты, наверное, прав. Они просто забыли, что у них в доме есть запоры. Им не до этого.
— Подумаешь, какие нежности! — фыркнул Мелешко. — В меня стреляли несколько раз. Ты думаешь, я после этого утрачивал связь с действительностью?
— Но ты же — грубый, толстокожий опер, подготовленный к любым рискованным неожиданностям, — возразила Саша. — Кроме того, это издержки твоей профессии.
— Ну уж… — несогласно покачал головой майор, совсем не считавший себя толстокожим.
— Наконец-то! — вскричала Алена, забыв поздороваться, когда Мелешко и Александра поднялись на второй этаж, в огромную гостиную. — И майор с тобой — очень хорошо! Надеюсь, вы поможете найти эту сволочь!
— А что было-то? — робко спросила Саша. — Как ты себя чувствуешь, Феликс?
— Как швед под Полтавой! — жалобно хмыкнул Калязин. — Посмотри!
С этими словами он оторвал одну щеку от подушки и продемонстрировал ее вошедшим.
— О Боже! — воскликнула Саша. Вся левая щека Феликса была ярко-вишневого цвета. — Вы врача вызывали?
— Господи, Александра! — Алена неожиданно зарыдала. Это было совершенно на нее не похоже. — При чем тут врач? Это не синяк! Это — краска! И она не отмывается! То есть отмывается, но плохо.
— Бензином оттирать пробовали? — деловито поинтересовался Мелешко.
— Пробовали! — продолжала рыдать Алена. — Не помогает!
