Мой муж Лев Толстой | страница 91
Во все время болезни Льву Николаевичу большим отвлечением от горя служило мне рисование. Я никогда раньше не училась и не рисовала акварелью, а тут, по просьбе сына Ильи, скопировала ему с рисунков Сверчкова две лошади: Холстомер в молодости и Холстомер в старости. Вышло настолько удачно, что все меня преувеличенно хвалили, и я радовалась этому.
Душевно я много перестрадала. В первый раз в жизни я ясно себе представила, что могу лишиться мужа и остаться совсем одинока на свете. И это доставило мне мучительную боль сердца. Если б постоянно об этом думать, можно опять самой заболеть.
Живут у нас Миша с Колей и Андрюша с Ольгой, которая беременна на пятом месяце и только что похоронила отца.
И с этой стороны одно горе: Андрюша грубо, деспотично и придирчиво обращается с этой милой, умной и кроткой Ольгой. Я не могу видеть ее страданий и ее несчастья; постоянно браню и упрекаю его, а он похож более на сумасшедшего, чем на нормального человека. У него тоже больная печень, и эта бедная женщина много еще пострадает от этой наследственно-несчастной больной печени; Лев Николаевич тоже ею страдал, а от него и я.
Живу изо дня в день; цели нет, нет и серьезности отношения к жизни, от которой страшно устала. Пишу длинный роман, и меня это интересует. Стараюсь если не услаждать, то не отравлять жизнь окружающих меня. Стараюсь вносить мир и любовь среди семьи и людей.
Слепнут и болят глаза. И в этом и во всем: да будет воля Твоя!
1900
Почти год не писала дневника. Пересчитывать события года – не буду. Самое тяжелое было – ослабление зрения. Сделался в левом глазу разрыв жилки и, как говорил глазной профессор, внутреннее кровоизлияние, почти микроскопическое. У меня постоянно перед левым глазом черное кольцо, ломота в глазу и зрение отуманивается. Случилось это 27 мая, и затем запрещение чтения, писания, работы и всякого напряжения. Тяжелые полгода бездействия, бесцельного лечения, отсутствие купанья, света, умственной жизни…
Играла мало, хозяйничала мучительно и много. Сажала яблони и деревья, смотрела с страданием на вечную борьбу за существование с народом, на их воровство и распущенность, на наше несправедливое, богатое существование и требование работы и дождь, холод, слякоть не только от взрослых, но и от детей за 15, иногда 10 коп. в день.
Переехала с Сашей в Москву 20 октября, бодрая, готовая на все хорошее, на общение с людьми, на радость видать любимых людей и друзей. Теперь опять упала духом.