Лотерейщик выходит на улицу и открывает прозрачную коробку: вот он, результат.
Сердце Гитлера ёкает. Он подходит ближе.
Он не понимает.
Где ошибка? На его билете? На афишке, которую держит лотерейщик? Ведь это ошибка, Гитлер точно знает: между ним, Небесами и его матерью был заключен священный пакт, гарантия выигрыша. Это компенсация за провал на экзамене в Академию художеств. Это же так ясно.
Но ошибка никуда не делась.
Гитлер двадцать раз прочел числа, сличая каждую циферку слева направо и наоборот. Все зря. Разница есть. Явная. Неубиваемая…
Гитлер становится тяжелым, свинцовым, холодным, бессильным.
Действительность взяла верх. Чары рассеялись.
Мир не сдержал ни одного из данных обещаний. Гитлер один на свете.
* * *
Все товарищи были очень впечатлены рассказом Адольфа Г. Получить первый заказ в девятнадцать лет! И вдобавок заказ на изображение Рождества в частной часовне! У графа! Такого знаменитого графа, что Адольф даже отказался назвать его имя! История быстро облетела весь первый курс. Так же быстро, как и рассказ о его обмороке.
Он боялся следующего урока обнаженной натуры. Если ему снова станет дурно перед бесстыжей женщиной, все окончательно уверятся, что он – жалкий девственник-пуританин.
В свободные часы он запирался в своей комнате и перерисовывал обнаженных женщин из антологии гравюры. Так он приручал свое смятение. Рисуя бедро, изгиб груди, он ощущал наплыв эмоций, натягивавших ткань его брюк, порой даже доходил до экстаза, но в обморок не падал. Достаточно ли этого? Под защитой своего одиночества, стен своей комнаты и того факта, что его карандаш лишь воспроизводил линии, он худо-бедно владел собой. Но кто поручится, что, увидев трепещущую женскую плоть, опасно близкую, зримую и нагую, он не отключится снова?
Настал час рокового урока.
Студенты набились в жарко натопленную мастерскую. Адольф вошел последним и добирался до своего мольберта только что не на ощупь.
Модель поднялась на возвышение.
По залу пронесся разочарованный шепоток.
Это был мужчина.
Походка развязная, подбородок выпячен, лицо замкнутое, глаза почти закрыты, – решительно безразличный к разочарованию сорока разгоряченных юнцов, он снял брюки, небрежно поиграл мускулами и принял атлетическую позу.
Облегчение Адольфа было превыше всех надежд. Он с улыбкой смотрел на своих товарищей, но те были слишком раздосадованы и не обращали на него внимания.
Адольф взял уголь и начал рисовать.
Он услышал смутный шум в левом углу. Несколько учеников возмущенно переговаривались свистящим шепотом.
