Фрейд видел в мифах, разумеется, результат вытеснения в подсознание сексуальных влечений и проблем, среди которых центральное отводил Эдипову комплексу. Последователь его, создатель аналитической психологии К.Г.Юнг подошел к предмету более тонко, учитывая опыт символической интерпретации мифа. Он усмотрел в мифологии продукт коллективного бессознательного, подобный прочим видам фантазирования: поэзии, сновидениям, бреду душевнобольных… – и считал, что в общей основе всего этого лежит устойчивая система образов-архетипов, организующих всякий опыт. Родственны психоанализу и представления Дж.Кэмпбелла, согласно которым мифология есть функция человеческой нервной системы, и мысль М.Элиаде о том, что стимул мифотворчества – стремление спастись от «страха перед историей».
Основатель структурной антропологии КЛеви-Строс увидел миф как сложноорганизованную знаковую систему, своего рода язык, который надстраивается над естественным языком и обнаруживает с ним структурные аналогии. Ролан Барт, тоже причислявший себя к структуралистам, описал как своего рода «мифологии» распространенные представления современного ему буржуазного общества – и тем самым создал у слова «миф» новый слой значений.
В советской науке, которая, как известно, по ряду причин в течение десятилетий вела исследовательскую жизнь, достаточно обособленную от западной, можно выделить два основных направления исследования мифа: этнографическое (представители которого, достаточно жестко связывая религию и мифологию, выявляли в них отражение социальной организации и производственных практик) и филологическое. В двадцатых – тридцатых годах ряд очень сильных исследователей (О.М.Фрейденберг, И.Г.Франк-Каменецкий, И.И.Толстой, И.М.Тронский) связали исследование античного мифа с изучением, во-первых, фольклора, используя его для реконструкции мифов, во-вторых, с вопросами семантики и поэтики. Во многом они предвосхитили структурализм, как, впрочем, и В.Я.Пропп, который в своей «Мифологии сказки» (1928) заложил основы структурной фольклористики. Одному из самых авторитетных отечественных исследователей мифа А.Ф.Лосеву принадлежит формулировка очень характерного для XX века представления о мифе, согласно которому он вовсе не имеет познавательной цели – как и никакой «цели» вообще, – а представляет собой «непосредственное вещественное совпадение общей идеи и самого обыкновенного чувствительного образа». М.М.Бахтин в своей книге о Рабле показал, как миф и ритуал – через народную, «карнавальную» культуру – связаны с художественной литературой.
