На следующий день я и впрямь почувствовала слабость, а в зеркале увидала весьма нездоровую желтоватую бледность. Однако от ежедневной своей обязанности - похода в храм - не отказалась. Надо сказать, что слухи о том, как я спасла праздник святой покровительницы города, ширились и видоизменялись чудесным образом. Чего только не болтали досужие языки - оказывается, я успела прочитать пьяному понтифику целую проповедь и предречь ему страшные кары, и погасшие свечи загорелись у меня в руках сами по себе, и во время встречи на городском рынке меня окутало сияние, от одного вида которого нападавшие пустились в бегство... Ничуть того не желая, я становилась легендой Иллирии и скучные мои злоключения приобрели блеск и размах, точно старая вывеска, подновленная художником, не знающим ни в чем меры.
Частенько меня узнавали на улице, оказывая всяческие знаки почтения, а затем как-то в храме какая-то дама с усталым заплаканным лицом попросила меня благословить ее заболевшую дочь. Не раз я замечала, как свечей, которые я оставляла у алтаря, с благоговением касались другие прихожане, а некоторые даже норовили отщипнуть кусочек воска, почитая его целебным. Нищие, которых полагалось одарить милостыней, выходя из храма, наперебой подсовывали мне свои кружки для подаяния. Я не могла не заподозрить, что они затем каким-то образом наживаются на моих жалких монетках - и позже узнала, что была права: в тех монетках пробивали дырочки и продавали как обереги, не забывая обращать внимание покупателей на то, что в лике святой Иллирии, изображенном на монетке, есть определенное сходство с моими чертами. И в самом деле, столь тщательно заплетенных кос в городе не носили со времен жития достопочтенной святой.
Все это привело к тому, что я начала считать, будто мои посещения храма - долг перед горожанами, и стоит мне его презреть, как я тут же лишусь уважения и почета, которыми никогда доселе не пользовалась. Вести о моем недомогании быстро распространились, и Арна, пытавшаяся меня как-то развлечь, рассказывала, что уже несколько человек заказывали молебен за мое здоровье, так как в наиболее впечатлительных умах укоренилось убеждение, что несчастья, которым подвергаюсь я, есть предзнаменование бедствий для всей Иллирии.
Три дня я позволяла себе съесть не более одного кусочка хлеба, сидя за столом, и даже господин Гако заметил вслух, что я выгляжу совершенно больной. Что думал господин Ремо, мне оставалось неизвестным, но я надеялась, что он клянет себя за напрасные траты на шелк: выглядела я так, точно не собиралась дожить даже до свадьбы Флорэн.
