Сколько это продолжалось? Час, два? Никто толком не знал. Казалось, что время остановилось. Но конец все-таки наступил, и довольно неожиданно. Кто-то, порядком захмелевший, выстрелил из нагана в потолок, и зал вдруг замер. Все поглядывали друг на друга — уставшие, потные, опустошенные. Всеобщее возбуждение разом улеглось. И уже никому не хотелось ни есть, ни пить, ни плясать. Зал постепенно пустел, хотя некоторых приходилось уводить под руки.
Офицеры рассчитались за выпитое и пошли к себе, потребовав в номера чаю.
Еле передвигая ноги, добрел Найденов до своего номера, разделся и с наслаждением упал в постель. Простыни были прохладные, хорошо отутюженные. Он лежал без сил, в полузабытьи, а в голове мелькали то пляшущие фигуры, то огненные вспышки выстрелов, то солдаты, бегущие в атаку. Этот полубред был прерван негромким стуком в дверь. Найденов ждал этого момента, но тем не менее стук застал его врасплох. Приподнявшись, затаив дыхание, он прислушался. Стук повторился:
— Это я, сокол мой!
Значит, она пришла к нему первому… Найденов польщенно улыбнулся в темноте. Несколько мгновений в нем происходила борьба. Открыть? Не открыть? Соблазн велик, что и говорить. Так почему бы и нет? После того что пришлось пережить… А Наташа? Наташа… Нет, он не будет открывать.
— Сокол мой! — В шепоте цыганки послышались нетерпеливо-капризные нотки.
«Нет, не открывать…» — переборол Найденов искушение и, с сожалением вздохнув, почувствовал некоторое облегчение.
Цыганка больше не проявляла настойчивости. Через несколько секунд Найденов услышал, что она отошла от его двери и постучалась в соседнюю. И еще услышал, как открылась дверь у Макарова и громко захлопнулась.
«Ну, вот и все…» — подумал Найденов и почти мгновенно уснул. Спал без сновидений чуть ли не до обеда, пока его не разбудил Макаров.
Найденов с интересом посмотрел на капитана, по лицу которого было видно, что ночь прошла бурно.
— Что же ты, братец? — спросил тот с наигранным упреком. — Скис, да?
— Прилег и — как провалился, — солгал Найденов.
— М-да… Теперь, наверное, до слез жалеешь?
— А ты как думаешь?
— Сочувствую, но ничем не могу помочь. Эх, черт побери! Нет, ты даже представить себе не можешь…
— Разумеется… Представить трудно.
— Сам виноват. Вот и казни себя! Ладно, вставай. Свежим воздухом надо подышать. Ух… Только ты того, Вася… валютой меня выручи. Разорила она меня, стерва. Все взяла, до копейки! Было бы больше, и больше бы взяла. Впрочем, сам кидал деньги ей в беспамятстве.
