Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы | страница 26
Акт III, сцена 4, строки 108–110
Однако приступить к выполнению своего намерения стать «неприкрашенным человеком» Лир не успевает. Входит Глостер с факелом; он нашел короля.
Эдгар смертельно боится, что отец узнает его. Поэтому он притворяется еще более безумным и кричит, входя в образ «бедного Тома»:
Это бес Флибертиджиббет.
Акт III, сцена 4, строка 117
Имя Флибертиджиббет можно найти в книге по демонологии «Обличение вопиющих папских обманов», написанной английским прелатом по имени Самуэль Харснетт.
В этой книге Харснетт обличает иезуитов и приводит имена многочисленных демонов. Среди этих демонов есть и Флибертиджиббет. Для этой работы Харснетту нужно было только живое и развитое воображение, а воображения ему хватало.
По ходу пьесы «бедный Том» использует и другие имена демонов: Смолкин, Модо, Мего, Хоппданс, Обидикат и так далее. Все они заимствованы из труда Харснетта. Книга была опубликована в 1603 г., поэтому можно сделать вывод, что «Король Лир» не мог быть написан раньше.
Лир внимает лепету «бедного Тома» как зачарованный. Он с трудом находит время выслушать Глостера, предлагающего ему лучшее убежище, еду и питье. Король отмахивается и говорит:
Я этого философа сперва
Хочу спросить: что есть причина грома?
Акт III, сцена 4, строки 157–158
Во времена Шекспира слово «философ» применялось в том же значении, в каком сейчас используется слово «ученый». (Последнее придумали только в XIX в.) Вот почему Лир, вдохновленный продолжающейся бурей, задает вопрос о громе — видимо, надеясь на научный ответ.
К мольбам Глостера присоединяется Кент, но Лир упрямо твердит:
Лишь слово-два с фиванцем этим мудрым:
Что ты постиг?
Акт III, сцена 4, строки 160–161
Еще в течение века после смерти Шекспира наука (или, если угодно, философия) ассоциировалась исключительно с древними греками. Поэтому слово «фиванец», то есть уроженец греческого города Фивы, автоматически означало философа.
А вдруг не так? Вдруг Лир здесь иронизирует? Афиняне, которые были воплощением греческой культуры и философии, считали своих северо-западных соседей фиванцев людьми тупыми и глупыми. Поэтому выражение «ученый фиванец» показалось бы им полной чепухой.
Однако Лир не в том настроении, чтобы иронизировать. Он становится все более человечным. Сначала он первым пропустил в шалаш шута, а теперь отказывается от помощи, если эта помощь не будет оказана и «бедному Тому». Глостер и Кент вынуждены согласиться, а после этого Лир называет нищего самым уважаемым для философа именем: