9. X. <19>24
Vichy
Villa le Rocher – Rue du Rocher.
Парижского адреса еще у меня нет -
пока пишите по адресу Сем<ена> Вл<адимировича> >[1]
Paris (XVI) Bd. Flandrin, 25
Дорогой Макс Ефимович!
Не знаю даже, как и благодарить Вас за Ваши заботы о моих делах. Я начинаю верить, что, в конце концов, Ваши слова оправдаются и американское издание состоится – благодаря, конечно, исключительно Вашей настойчивости. А если оно состоится – то можно надеяться, что оставшиеся мне годы можно будет посвятить исключительно моей работе, т. к. при средней даже удаче американское издание освободит меня от материальных забот. >[2]
Что касается английского издания, то, конечно, не следует ничего предпринимать, не справившись с мнением G. Kana, >[3] который хлопочет в Америке. Я только хочу довести до Вашего сведения, что появившиеся до сих пор на английском языке две моих книги вышли сперва в Англии, а потом в Америке – и у различных издателей, >[4] и это нисколько, как нам известно со слов Leo, >[5] не помешало их удачному распространению. Я даже склонен думать, что распространение в Америке облегчится, если будет там заявлено, что книги уже появились в Англии. Но все же я думаю, что необходимо об этом списаться с G. Капом. Как видно из его письма, у него есть знакомства и в мире издателей, и в мире писателей, и он легко может разрешить наши сомнения. Кажется, это все, что нужно было мне Вам сообщить по делу об англо-ам<ериканских> изданий .
Очень нас всех огорчило, что Вы пишете о своих головных болях. А<нна> Е<леазаровна> боится, что Вы опять слишком много работаете и забываете о «прижиме». Хотя Вы и хорошо полечились и отдохнули летом, но все же в работе нужно соблюдать меру и нельзя игнорировать правила гигиены. Нужно дышать (т. е. выходить в Тиргартен >[6]), нужно двигаться, ходить. Я уже давно с этим примирился и в Париже буду тоже по правилам жить. Нужно и Вам так поступать и, в этом смысле, отдать себя в распоряжение Мирре Яковлевне, как я отдал себя в распоряжение Анне Елеазаровне.
Ф<аня> И<сааковна> поправляется. Конечно, телеграмма Ваша ее очень успокоила. >[7] В Виши она к нам приедет еще на недельку, так что во второй половине октября она уже будет в Берлине и расскажет Вам сама обо всем, что ей принесло это злосчастное лето.
О Ремизове ничего Вам не могу сказать. Возможно, он уже сам Вам ответил – а я уже давно ему не писал и давно от него ничего не имел. Летом, когда лечишься в особенности, письма пишутся плохо. Я думаю, однако, что он не откажется написать о Н<адежде> Вас<ильевне Плевицкой> – но далеко не уверен, что выйдет у него то, что нужно. Вы ведь его знаете – он, вернее всего, начнет по-своему рассказывать то, что видит, и, пожалуй, Н<адежда> Вас<ильевна>, которая к его манере не привыкла, не останется довольной.
