А самый ужасный обряд, который могут устроить себе молодые (и не очень молодые) люди, – это война. Вот уж действительно прохождение через смерть и поливание одних кровью других!
Одним из первых эту проблему современного общества почувствовал Фридрих Ницше – и лучше всех выразил: в книге «Рождение трагедии» (1872 год – до Первой мировой войны! Хотя и после франко-прусской войны 1870 года, где Ницше побывал санитаром). Эта книга – предупреждение. Если люди не приобщатся к духу Диониса, то есть к духу бога вина и безумия, к «первооснове жизни», к богу иррациональному (в отличие от Аполлона, своей противоположности, – бога рационалистического, гармонического, уравновешенного – так, по крайней мере, понимал это Ницше), то они будут не живыми людьми, а чем-то вроде восковых фигур. И не только не смогут вкусить подлинной жизни, но в какой-то момент просто начнут уничтожать друг друга.
Дионис – «дважды рожденный» (поскольку его донашивал сам Зевс, зашив в бедро), бог растительности (влажных плодов – в отличие от сухих злаков, которые находятся в ведении Деметры), виноделия, поэтического вдохновения и религиозного экстаза. Недаром блоковская «Незнакомка» оканчивается строкой: «Я знаю: истина в вине». Вот это стихотворение целиком – вглядитесь в Незнакомку. И обратите внимание, что Блок так же снижает пафос, как это проделывал Апулей. Это на самом деле не только техника безопасности (о чем мы уже говорили), но и свидетельство того, что символическое и реальное (в смысле: бытовое) едины:
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
