Дом и все, что с ним связано: здесь зачат и появился на свет Саша, здесь Нед, несмотря на все, обнимал ее, любил, согревал — как и она его. Сколько приготовлено обедов, сколько собрано друзей, сколько интересных разговоров. Книги на полках, привычные сладостные умствования, внимание мира приковано к этой гостиной, выводы, сделанные человечеством, подвергаются дотошному анализу; заразительный смех, чудесные откровения, объяснение всех загадок. Счастливый брак; счастливый дом, иного и пожелать нельзя. Нельзя было раньше. Где есть ангелы, найдутся и черти. Личинки древоточца, Дженни Линден, вороньи гнезда в дымоходах, тля на розовых кустах, саркастические рецензии, непристроенные рукописи; все эти микроскопические — по сравнению с тем, что действительно важно, — напасти. Мебель, их с Недом гордость, бесценные сокровища, найденные за много лет в пыльных антикварных лавках, на блошиных рынках и помойках, порой перешедшие по наследству от равнодушных к древностям родственников; Нед и Александра своими руками реставрировали мебель, натирали дерево воском до неземного блеска, и красота возрождалась; было полное впечатление, что комоды и стулья смотрят на них с благодарностью за спасение, за новую жизнь. Воспоминания — вот настоящие сокровища; сокровища, до которых не доберется ни один вор.
Жаль, что день, проведенный в Киммериджской бухте, помнится ей смутно, как бы она ни напрягала память. Очень удачно съездили. Настоящий пикник получился. Кажется, и Ирэн там была? Александра с Сашей нашли отлично сохранившийся аммонит. Подумать только, эти спиральные завитки, такие простые и изящные, сформировались 500 миллионов лет назад! По заказу Неда аммонит отполировали, и он стал украшением мраморной каминной доски в столовой — в той самой комнате, где Нед уселся было смотреть «Касабланку», но на одиннадцатой минуте раздумал.
Худшие опасения.
Александра вернулась к мыслям о них. Заставила себя вернуться. Нед умер. Мне больно. У меня есть прошлое, но нет настоящего; и все же я создам себе будущее.
Если бы я была актрисой, играющей меня, если бы я пыталась докопаться до самых глубин моей души, если бы мне потребовалось подготовить для затравки этюд «Худшие опасения и радужные надежды Александры Лудд», я бы перечислила все, чего больше всего страшусь. Самое страшное — что Дженни Линден не сумасшедшая, что у них с Недом был роман, что она с ним спала, спала на нашей кровати с медной спинкой, что он сам привел Дженни Линден в нашу спальню. Что он умер, забравшись на Дженни Линден, умер от перевозбуждения, от наслаждения. Что еще какое-то время предсмертные конвульсии и стоны ничем не отличались от тех страстных конвульсий и стонов, которые он приберегал только для меня — как я верила в своей наивности.
