Иоганн перебрался в Дерпт и стал усердно учиться. Тяга к знаниям передалась ему от матери, также, как и русский язык, на котором она всегда с ним разговаривала. Ее отношение к давней родине было странным, его Иоганн не понимал, но то, что вынес из этого имело лишь негативный оттенок. Там обидели его мать! Оттого Московия, как ее все называли, стала сродни для Иоганна образу ненавистного отца. И если от матери он взял помимо тяги к знаниям, еще какую-то неведомую ему азиатскую хитрость и изворотливость ума, позволившую в дальнейшем выкручиваться из любых положений, в которые он мог попасть с несколько необычным, если так можно сказать, способом удовлетворения сидящего в нем, то от отца передалось искусство в совершенстве владеть оружием. Те немногие уроки фехтования, что преподал ему отец, когда бывал не слишком пьян и зол, усвоены были моментально. Оставалось их развить и отшлифовать.
Он внимательно изучал все науки, особенно богословие, стараясь получить ответ на интересовавший его вопрос: что с ним происходит, и Кто находиться в нем. Однако найти то, что его интересовало, было сложно в евангелическом учении, хотя он усердно штудировал и Библию, все три староцерковных Символа Веры и Книгу конкордии[9]. Однажды, он даже не выдержал, и кое в чем сознался на исповеди, надеясь услышать ответ. Нет, он не рассказывал об убийстве, он просто поведал о своих внутренних ощущениях. Но священник, преподобный Якобсон, внимательно посмотрел на своего ученика и ничего не сказал. Через день за ним и пришли. Это были странные люди, в длинных черных плащах, такого же цвета камзолах военного покроя. Ни один из них ничем не выделялся среди других, и если не особенно вглядываться, то могло показаться, что они все — близнецы. Ему приказали следовать за собой, предварительно завязав глаза. Почему-то он был уверен, что это не арест. Они ехали довольно долго. Потом остановились и его повели, не снимая повязки по каким-то длинным коридорам. Они поднимались и спускались по лестницам, его поддерживали за локти, не жестко, но твердо. Пока наконец, они не оказались в каком-то помещении, где ему позволили открыть глаза. Это было помещение непонятных размеров, так как из-за сплошной темноты стен не было видно. Здесь находился один единственный стол, на котором мерцала очень маленькая свечка, и лежал необычный крест красного цвета с серебряными звездами. Перед ним стоял человек высокого роста в длинном, до пят, темном плаще. Его лица не было видно ибо оно скрывалось под темным капюшоном с прорезями для глаз.
