– Может, ты и прав, – неуверенно произнесла Бонни, помолчав.
– Ты не знаешь, почему Клу ударил Эсперансу?
Она покачала головой:
– Полиция меня тоже об этом спрашивала. Не знаю. Может, был под кайфом.
– А в таких случаях он агрессивен?
– Нет. Но похоже, у него был сильный стресс. Может, его взбесило, что она не хотела говорить, куда ты уехал.
Снова накатила волна вины. Майрон подождал, когда она схлынет.
– К кому он еще мог обратиться, Бонни?
– То есть?
– Ты говорила, он всегда зависел от других. Меня в городе не было. Ты с ним не разговаривала. К кому он мог пойти?
Она подумала, потом ответила:
– Не знаю.
– К каким-нибудь друзьям, товарищам по команде?
– Вряд ли.
– Как насчет Билли Ли Пэлмса?
Она безразлично пожала плечами.
Майрон задал еще несколько вопросов, но не услышал ничего вразумительного. Наконец Бонни взглянула на часы.
– Мне пора к детям, – произнесла она.
Майрон кивнул и встал с кресла. На этот раз Бонни его не остановила. Он обнял ее, и она крепко прижалась к нему.
– Окажи мне услугу, – шепнула Бонни.
– Говори.
– Освободи свою подругу. Я понимаю, почему тебе это нужно. Мне бы тоже не хотелось, чтобы она села в тюрьму за то, чего не делала. Но на этом пусть все и закончится.
– Не понимаю. – Майрон отодвинулся.
– Я же сказала: ты – благородный парень.
Он вспомнил про семью Слоутер и чем все закончилось. У него заныло в груди.
– Это было давно, – возразил он тихо.
– Ты не изменился.
– Еще как.
– Ты по-прежнему жаждешь справедливости, ищешь правду и следуешь долгу.
Майрон промолчал.
– Клу этого не понимал, – добавила Бонни. – Он не отличался благородством.
– Он не заслуживал смерти.
Она накрыла его руку своей ладонью.
– Спаси свою подругу, Майрон. И отпусти Клу.
Майрон сел в лифт и поднялся двумя этажами выше, в мозговой центр «Лок-Хорн секьюритиз энд инвестментс». В залитом ярким светом зале беспокойно сновали измученные белые мужчины (попадались также цветные и женщины, и с каждым годом их становилось все больше, но увы, правильное равновесие все еще не было достигнуто) с прилипшими к уху сотовыми телефонами, которые казались неотъемлемой частью их системы жизнеобеспечения. Шум и размеры помещения напоминали Майрону казино в Лас-Вегасе, разве что прически тут были получше. Кто-то кричал от радости, кто-то корчился в агонии. Бросали кости, крутилась рулетка, сдавались карты. Люди то и дело смотрели на электронное табло с котировками акций, пожирая их жадным взглядом, словно игроки в ожидании счастливой карты или древние израильтяне, которым Моисей притащил стопку новеньких скрижалей.
