Я взял оружие и уже решил было, что приготовления полностью закончены, но тут знаменитый сыщик велел мне подставить ладони и высыпал туда две пригоршни монет достоинством в пенни и полпенни.
– А это еще зачем? – спросил я.
Его единственный видимый глаз вспыхнул удивлением.
– Чтобы кидать девочкам, Уотсон. Чтобы кидать девочкам.
Да уж, объяснение хоть куда. Но, поскольку Холмс был уже в дверях, я решил пока удовлетвориться им, высыпал монеты в карманы штанов и последовал за товарищем.
V. Путешествие по злачным местам
Осмелюсь сказать, что, покидая дом, мы вызвали у миссис Хадсон некоторое нервное потрясение, но, будучи женщиной весьма терпеливой, она приняла путаные объяснения Холмса относительно нашего внешнего вида без видимых возражений и позволила нам выйти через боковую дверь. Тут мы столкнулись с очередной проблемой. Трижды Холмс пытался поймать кэб, и трижды его едва не сбивали, поскольку извозчики, всерьез озабоченные собственной безопасностью, лишь подхлестывали лошадей, едва увидев нас. На четвертый раз Холмсу все же удалось поймать не столь привередливого кучера, который согласился доставить нас к месту назначения; правда, ему пришлось предварительно продемонстрировать золотой.
Сохо был еще достаточно респектабельным районом по сравнению с ужасающими условиями на Бакс-Роу, где грязные улочки – столь узкие, что два экипажа едва ли могли разъехаться на них, не задев друг друга колесами, – просто кишели притонами да публичными домами и где у каждой двери стояли либо пьяницы, либо, используя изящный оборот Аттерсона, «сомнительной репутации леди». Газовые фонари там были немногочисленны и редки, равно как и полисмены, и поэтому неудивительно, что, едва доставив нас по указанному Холмсом адресу и получив плату, возница сразу же хлестнул лошадь кнутом и погнал ее бодрой рысью, дабы убраться из этого района как можно скорее.
Здание, перед которым мы оказались, было по меньшей мере полувековой давности: его прокопченный фасад начинал разрушаться, а окна на верхних этажах давно уже заколотили досками. Над входом раскачивалась подвешенная на цепях к надежной кованой стойке деревянная вывеска, на которой можно было разобрать выцветшие буквы алого цвета – надпись «Красная гусыня». Изнутри доносилось бренчание расстроенного пианино, время от времени прерываемое взрывами пьяного хохота.
– Мы опоздали, Уотсон, – пробормотал Шерлок. – Занавес уже подняли.
Представление действительно началось. По скрипящим доскам сцены скакала шеренга весьма скудно одетых женщин, в то время как аудитория, состоявшая в основном из мужчин – поденщиков, портового сброда да случайных декадентского вида франтов в цилиндрах, – аплодировала, топала ногами и свистела под аккомпанемент маниакальной фортепьянной музыки. Пока мы стояли в дверях, ища во множестве лиц преследуемого зверя, я с удивлением и растерянностью признал в последней группе зрителей нескольких своих коллег, получив таким образом представление, что в нашу просвещенную эпоху в тихом омуте водится гораздо больше чертей, чем я даже допускал.
