— Какие денежки?
— Мама рассказывала, что у отца один раз большую сумму наличных украли. Они, видимо, нечистые были, потому что отец не стал в полицию заявлять. Всего несколько человек знали об этих деньгах, в том числе Сердобольный. Отец так и не смог ничего доказать, но общаться со всеми, кто знал об этой сумме, перестал. Ему тогда даже часть бизнеса продать пришлось, чтобы привести дела в порядок. Едва удержался на плаву. Я, правда, обо всем с маминых слов знаю. Мы с ним как раз общаться перестали. А Сердобольный, значит, год подождал, и теперь пошел их отмывать.
— Понятно, — отвечаю, размышляя, как теперь буду доказывать Виктору Алексеевичу, что дело Сердобольного пропускать нельзя, даже несмотря на то, что Таня уже подписала. — Так я и думала. Пообещай мне, пожалуйста, еще раз никому ничего не рассказывать, пожалуйста. То, что я тебе открыла, банковская тайна. Меня могут уволить за это. Но и не поделиться я не могла, потому что ты — единственный, кто мог помочь мне продвинуться дальше.
— Обещаю, не волнуйся. Пусть отец сам разбирается со своими миллионами.
— Теперь мне приходится разбираться, — с усмешкой вздыхаю я.
— Мне очень жаль, что он и тебе портит жизнь.
— Ничего. Рада, что хотя бы с моими родителями у нас хороший контакт, — говорю я и осекаюсь, заметив, как напряглись мышцы на его руке. — Извини, не хотела тебя обижать.
Отрываю полиэтиленовый пакет и набираю в него пять зеленых яблок из ящика. Они пахнут свежестью, несмотря на то, что уже апрель. Интересно, откуда их привезли?
— Я не обиделся, — отвечает Лёша, складывая мой пакет с яблоками в тележку. — Родителей не выбирают. Принимаю то, что есть. Мне вполне достаточно нашей семьи.
— Нас и моих родителей? — спрашиваю, ласково поглаживая его ладонь.
— Нет, просто нас, — его рука ускользает из-под моей. — Честно говоря, был бы очень рад не проводить каждый субботний день с твоими родителями.
— С кем тогда? С твоими зомби? — обиженно отворачиваюсь от него.
— Нет, друг с другом. Мне кажется, одного раза в месяц или в два было бы вполне достаточно для родителей. Нам бы это сэкономило четыре часа каждую субботу!
— Ты хочешь, чтобы я тоже не общалась с родителями, как ты? Моих родителей ты тоже не любишь!
— Конечно люблю! Но не так часто!
После этого наш разговор совсем не клеится. Я сержусь на него из-за недостаточно уважительного, на мой взгляд, отношения к родителям, а он — из-за моей страсти к здоровому питанию. Я больше не хочу терпеть его сладости. Подумать только! Он собирается купить несколько плиток шоколада на неделю. Я не отказываю, но предлагаю заменить их рисовыми вафлями с тремя тонкими полосками коричневой глазури наверху. Уж если ему захочется вечером пожевать, пусть похрустит чем-нибудь не таким калорийным. И вкус шоколада сохраняется. Ежик-то на животе у него всё пухнет, и явно не от голода.
