В витрине книжного магазина вижу книгу Фредерика Бегбедера «Любовь живет три года». Три года? Любовь должна жить три года! Но почему у нас только один? Почему в нашей теплой квартире вдруг отключили отопление? Мы ходим в шубах, лежим под тремя одеялами, а меня трясёт от холода! Почему всё так быстро закончилось? Кому предъявлять претензии по гарантии?
— Нам нужно поговорить, — ровным голосом сообщаю ему с порога. Ни тени недовольства, ни обиды, ни надежды. Просто деловое желание выяснить всё раз и навсегда.
— Согласен, — Алексей выходит из кухни в накрахмаленном передничке с нарисованным на нём толстым котом, держащим черпачок в лапке. — Ты знаешь, я решил, что буду теперь готовить ужин к десяти вечера. Видишь, ты успела! Даже пораньше пришла! Молодец!
Он целует меня в щеку, и мое решительное настроение вмиг улетучивается.
— Котлеты жаришь? — раздеваюсь и подхожу к плите. — Сколько раз перевернул?
— Три, — отвечает он и передаёт мне лопатку.
— Молодец, почти научился! — я улыбаюсь. — Следующий раз убавь пораньше, пожалуйста, чтобы корочка не подгорела. Она — вредная для здоровья.
Он прижимается ко мне, я боюсь, что мы сейчас так ничего и не обсудим, и ленты бесконечных диалогов будут продолжать опутывать меня. Придётся носить их на себе, как полную тяжелых патронов обойму.
— Молодец, ты тоже почти научилась, — он перехватывает у меня лопатку и переворачивает котлеты.
— Чему?
— Конструктивной критике.
— Это не критика вовсе, если ты про котлеты. И почему почти? Я лишь констатирую факты без лишних эмоций, как ты меня учил. Кстати, в этом русле я и хотела с тобой поговорить. Спокойно и рассудительно, — я делаю глубокий вздох. — Я решила завести ребенка.
Повисает звенящая тишина, потом сковорода с котлетами, которую Алексей держал в руке, с грохотом опускается на плиту. Эта фраза, очевидно, вызывает в нём состояние, в котором я побывала сегодня, когда увидела Татьяну с шефом.
— Хорошо, что у нас не индукционная плита, а обычная — советская.
— Что? — переспрашивает он громко, будто контуженный.
— Хорошо, что у нас не индукционная плита, а обычная — советская, — повторяю я, перехватывая у него сковороду с лопаткой. Еще обожжётся!
— Я про ребенка!
Его лицо наливается кровью. Я боюсь, что у него сейчас случится сердечный приступ. Беру полотенце и начинаю махать перед его лицом. Хочу побрызгать на водой, но Алексей вовремя выхватывает у меня бутылку — от волнения вместо брызгалки для цветов схватила жидкость для мытья раковины. Он тяжело опускается на стул.
