Всегда терпеть не могла, когда папа обнимал Анну за талию, а она прижималась к нему. Но сейчас бы отдала все на свете, лишь бы увидеть, как они сидят, прильнув друг к дружке. Но когда я спускаюсь на кухню, никто не обнимается и не милуется. Анна нежно воркует с Цыпой, кормит его хлопьями с молоком и разрешает посидеть у нее на коленках, пока он ест. Папа стоит возле раковины и пьет кофе из кружки, ни на кого не глядит и не произносит ни слова – словно мы не его семья.
Я смотрю на Анну – у нее воспаленные глаза и белое лицо. Я жутко зла на папу. Как он смеет издеваться над ней, издеваться над нашей жизнью!
– Папа, у меня к тебе разговор. – Я подхожу к нему.
– Что? Слушай, Элли, я тороплюсь. У тебя что-то неотложное? Может, поговорим в другой раз? – Папа ставит кружку на стол и направляется к дверям.
– Да, неотложное, – свирепею я. – Я хочу знать, что происходит. Где ты был прошлой ночью?
– Не надо, Элли, не сейчас, – вступает Анна.
– Почему не сейчас? Что я такого спрашиваю? Так в чем дело, папа? Почему ты так поступаешь? – Я стою напротив него, гордо задрав подбородок и сжав кулаки.
Папа злится, глаза у него недобро сверкают.
– Не лезь не в свои дела, Элли, – бросает он и проходит мимо. – Это тебя не касается.
– Еще как касается! – ору я.
– Не надо при Цыпе, – заклинает Анна, а папа тем временем выходит из комнаты.
– Цыпу это тоже касается, это касается всех нас.
Я бегу за папой в переднюю:
– Папа, ты не имеешь права совсем с нами не считаться. Погляди, до чего ты довел Анну. А все потому, что ей завидуешь!
– То есть, по-твоему, я ей завидую? – спрашивает папа, открывая входную дверь.
– Вот именно. Анна много чего добилась, и ее успехи тебе колют глаза. Типичный мужской эгоизм. Тебе не нравится находиться в тени. Ты не разрешал маме работать, хотя она блестяще рисовала, ведь так?
– Что ты об этом знаешь! – возмущается папа. – Твоя мама не хотела работать. Она хотела сидеть с тобой.
– Пусть так, но бьюсь об заклад, она мечтала устроиться на работу, когда я пошла в школу. Она блестяще владела графикой, совсем как Анна дизайном. Тебе чужие таланты, папа, – как кость в горле. Потому что сам ты посредственность. Ты хочешь, чтобы мы все смотрели тебе в рот и думали, какой ты великий. А ты нисколько не великий. Ты плодишь несчастья, и это единственное, в чем ты преуспел.
– Спасибо, что просветила меня, – сказал папа и вышел вон, хлопнув дверью.
А я осталась стоять в передней, размышляя над тем, надо ли бежать следом за ним.
