И не важно, что твой единственный ребенок не ощутит истинной человеческой любви, тепла любимого мужчины, никогда не познает счастья материнства. Она рождена, чтобы стать великой!
В тот же вечер Эверарда арестовали. Под каким‑то надуманным предлогом. Я не видела его больше месяца, но знала, что он добьётся справедливости. Дойдет до короля, если понадобиться. А меня спешно готовили к принятию сана. Ко дню весеннего равноденствия я должна была стать жрицей Айоры. А там и до Оракула недалеко. Пара — тройка лет.
Я никогда не забуду тот пасмурный день. Холодный пронизывающий ветер терзал мою плоть, слегка прикрытую белым полупрозрачным платьем. Мои босые ступни шаг за шагом приближали меня к последней, верхней ступени, у ног статуи Айоры. Мои замерзшие руки уже сняли венок с головы, окутанной облаком распущенных волос, когда я поняла, что он здесь. Рядом. В полусотне шагов от меня. Собравшиеся жрицы у дверей Храма и жрецы у подножия, с возмущением и ропотом взирали на то, как я стремительно обернулась и стала ступень за ступенью спускаться навстречу своей Любви.
Он стоял там, внизу, красивый как никогда, протягивая ко мне руку с брачным браслетом. Молча моля меня о согласии. Я шагнула еще ниже, ещё… и он не выдержал:
— Любимая, моя девочка!
Большего мне и не требовалось. Я бежала к нему, чтобы обнять, прижаться к родной груди и зарыдать с облегчением.
Но Айора всё решила иначе.
Вокруг любимого вдруг сгустилась тьма, уплотнилась и слегка развеялась, явив Нечто. Я видела, как Эверард выхватил меч. Как сражался с противником невидимым ни мне, ни жрецам.
Стальной клинок и чудовищные когти мелькали в призрачном сумраке. Затем словно плеть, молния рассекла грозовые тучи, и чернильный туман рассеялся, оставив растерзанное тело Эверарда лежать у подножия Храма и истекать кровью.
Меня перехватили в полушаге от него. Заломив руки, унесли в Храм. Я кричала, не переставая. Я просила ему помочь. Я молила Айору. Но я забыла, Богиня никогда не делится своим.
С того памятного дня, когда Эверард умирал на моих глазах, я не сказала ни слова, следуя обету молчания. Я хотела знать, жив ли он. Я надеялась…
Жрицей я так и не стала. Не возложила венок у ног статуи Айоры. Я отвергла привилегию быть выше других. Вне Закона. Позже, я узнала, что Лея, моя подруга, стала жрицей, а годы спустя и Оракулом. У неё дар — может разговорить любого, и убедить, что она его друг.
Через месяц отец провел ритуал и вздохнул с облегчением. Я стала Найрими, выйдя из скандала с минимальными потерями. Меня отдали в жены Брону, который некогда оказал отцу какую‑то услугу.
