Кулаки! — шипели завистники, — Давно пора их кулачить. Но многие очень одобряли — зато у них все есть. Это правда — все у них было, зато с детства Анюта стала рабыней огорода. Подружки в куклы играют, а они с бабкой копаются в земле, полют, поливают. Как завидовала она Танюшке: у них одна картошка и та произрастала как-то сама по себе. Голодно, бесприютно они жили, зато свободно.
Анюта росла, взрослела и незаметно привыкала к работе. Эта привычка ее словно железом сковала. С каждым годом все сильнее тянуло ее на огород и чудной казалась свободная жизнь. Она засеивала грядки, стерегла, когда проклюнутся первые ростки и радовалась им. В последние годы бабка остерегалась работать в большие праздники. И посмеиваясь, говорила подружкам:
— Мы с тобой, Фекол, не какие-нибудь непутевые колхозницы, чтоб работать на Троицу, целы будут наши огороды.
Но это она за себя и за Феколку опасалась, а про Любку и Анюту так рассудила, что им можно чуть и поработать, жизнь у них долгая, успеют замолить такой малый грех.
— Ни чуток, ни минуточки, нисколечко! — Любка прыгнула с крыльца, взметнув косами, и умчалась в школу, у нее через три дня экзамен.
— Печать ты моя, у тебя одна гульба на уме, зато как работать — экзамен, два дня прогуляла, даже не вспомянула про свой экзамен, — тоненько кричала ей вслед бабка.
В ответ донесся с улицы звонкий Любкин хохот. Весь вечер старушки судачили на крыльце, а Анюта играла с девчонками в куклы. Все-таки пожалела ее бабка, не погнала на огород. И как-то случайно, за игрой взгляд ее наткнулся на босые бабкины ноги. На ночь бабуля долго парила ноги в лохани с водой, но все равно они не давали ей спать. Неужели и у меня когда-нибудь будут такие, с ужасом подумала Анюта. Нет, не может быть. Бабка всю жизнь проходила босиком или в лаптях, в молодости у нее по бедности даже валенок не было. А мне прошлой зимой скатали новые валенки, есть у меня и тапочки и ботинки, а вырасту, купят туфли, как у Любки.
И через много-много лет не забыла Анюта свою бабку Арину, но вместе с ее лицом, голосом вдруг вплывали в память босые ноги на свежевымытых досках крыльца.
В последний год перед войной семейство Колобченковых поразмело по свету. Ваньку осенью забрали в армию, Любка уехала в железнодорожное училище в Песочню и собиралась замуж за своего Кольку. И бабка Арина теперь все больше лежала, как будто последние силы разом вышли из нее. Ослабела бабуля так, что даже к ужину не вставала. И как-то батя, оглядев их всех за столом, грустно сказал:
