Как-то брали и Анюту на Святой колодец. Обычный колодец, только далеко за деревней Троицкое. Уставили его кругом иконами и молились. Вода в этом колодце святая: слепой туда придет — прозреет, глухой — прослышит, все болезни лечит эта вода. Но это уже не праздник, а какое-то колдовство.
Как жить в будни, с тоской размышляла Анюта. Эта обыденная жизнь казалась ей невыносимой. По-настоящему люди живут только в праздник, а в будни они работают, болеют, ругаются. Летом будет много хороших праздников, но Духов день ей милее всех, и ждать его теперь целый год. Хватит ли у нее сил дождаться? Анюте казалось, что не хватит.
Скоро Иван Купала. Старушки пойдут в лес за травами, а молодые девки — гадать. Надо просидеть в лесу до полуночи, а в полночь привидится жених. Но это страшно, не всегда девки и высиживали до срока, рассказывали, начинает что-то стучать-грючать. Они пугались и убегали — вот и все гадание. Праздник хороший, но больно клумной. В прошлом году встали, а из хату не выйти — двери на проволоку закручены. Двери еще ничего… А у соседа парни сняли ворота и повесили на мосту. А то влезут на крышу и завалят печную трубу, утром хозяйка затопит печку — и дым повалит в хату. Такой обычай дурной — молодые парни в эту ночь безобразничают, и народ от них сильно страдает.
— Только узнаю, кто, башку сверну! — грозился батя.
А сам когда-то парнем тоже чудил на Иванов день. Баба Арина рассказывала:
— Как-то ваш батька с дружками раскидали мне поленицу дров, ходила с ними ругаться. Они ж, окаянная сила, вредили в тех дворах, где девки, и мне не было спасу от них…
После обеда, когда Анюта все еще грустила на крылечке, вернулись со Святого колодца старушки. Баба Арина первым делом разулась. Она никакой обуви, кроме валенок, не признавала, но для церкви и таких поездок приберегала старые Ванькины ботинки. С облегчением шлепая босыми ногами, бабуля вышла на крыльцо.
— Сколько дней до Ивана Купалы, баб? — спросила Анюта.
— Посчитай сама, ты ж у нас грамотная девка, — рассеянно отвечала бабка, из-под руки оглядывая огород.
Праздник праздником, а все равно погонит на грядки, поняла Анюта. Все лето они с Любкой кланяются этим грядкам и картошке. С огородом бабка как всегда размахнулась, от жадности засеяла пятьдесят соток. Посеяла полоску льна. Всего несколько старушек в деревне осталось, которые умели управляться со льном — мять, чесать, сновать и прясть. Со льном столько трудов, столько муки! И заводились с ним не от хорошей жизни. В сельпо давали по три метра мануфактуры в год на человека, на базаре не докупишься, а у старух в сундуках стопками лежали полотенца, рубашки, простыни — запасы на десятилетия. Обязательно сеяла бабка и полоску конопли. Она жить не могла без конопляного масла, у нее же круглый год пост. Для кур и поросят надо было оставить полоску ржи или овса. Остальное — как у всех, картошка, грядное.
