— У меня, друзья, — опускал в кружку кусок колотого сахара Парфианович, — колесная болезнь. Не спится дома, хоть убей. В дороге сплю как агнец небесный, а в спальне на кровати, ни в одном глазу. Хожу часами, как лунатик, в палисаднике сижу. Жена смеется: может, нам, говорит, колесики на ножках кроватных приделать, кататься по квартире?
Товарняк часами простаивал на станциях, загонялся в тупики. Вагон отцепляли, возили из конца в конец, цепляли к новому составу. Гудел прощально паровоз, трогались в путь. «Горностаевка!»… «Чернигов!»… «Нежин!» — объявлял Парфианович.
В Киеве простояли полдня, проехали Жмеринку, с которой началось их странствие по югу России. День, ночь, битки с кашей, чай из кружек, вагонная одурь. Кодыма, Бирзула, безымянные полустанки. На одиннадцатые сутки, помятые, с закопченными лицами, они спустились со ступенек на черный от мазута гравий станции Одесса-товарная.
— Успеха, товарищи! — помахал с площадки рукой Парфианович. — Адрес вы знаете. Если что-то не так: заминка и прочее, возвращайтесь в вагон. Я здесь простою минимум до пятницы.
«Я жил тогда в Одессе пыльной:
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали».
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»
Одесский обыватель, вышедший погожим летним утром 1905 года за калитку, чтобы сесть за углом в набитый до отказа вагон конки, уплатить за билет, проехать три остановки, прошагать до станции «канатки», подняться в движущейся кабинке на Николаевский бульвар, приподнять по привычке шляпу, проходя мимо задумчиво глядящего вдаль Дюка на постаменте, двинуться, вдыхая прохладный бриз с моря, по направлению к Пассажу, раскланиваясь со знакомыми, размышляя при этом, на чем сегодня остановиться: чашечке кофе у Фанкони или кружечке-другой холодного жигулевского в «Гамбринусе» — рядовой этот обыватель, непременная часть фланирующей публики, заполнявшей набережную и центральные улицы города, крутил головой, ловя себя на мысли, что не чувствует привычного настроения, сопровождавшего его прежде в субботние часы праздного ничегонеделания, о которых мечталось на протяжении недели. Не та Одесса, не та! И Россия не та! Кошмар что творится вокруг: редкий день без происшествий! Стачки, забастовки, патлатые студенты орут с трибун, мастеровые шастают по улицам с плакатами. «Даешь восьмичасовой рабочий день!» «Буржуи — кровососы!» «Царя Николашку — под зад коленом!» Содом и Гоморра!
