— Они, кажется! — спустила ноги с мешков Александра Адольфовна. Отряхнула платье, пошла к выходу.
У нее сжалось от предчувствия сердце: в сарай вошли Виктор, Ваня Пулихов и Константин.
— А где же товарищ Мастеровой? — спросила в недоумении Катя.
— Оставили.
Виктор поправил за поясом револьвер, опустился на край мешка.
— Что значит, оставили?
У Кати сорвался голос.
— Оставили. Смысла не было брать. Кровью истекал, не довезли бы живым. А так в больницу повезут, будут спасать. Им свидетель нужен.
— Вы бросили раненого товарища? — закричала Катя. — Вы, хваленый экспроприатор!
— Успокойтесь, барышня, — Виктор тянул из кармана пачку папирос.
— Не смейте так меня называть! — кричала Катя. — Я вам не барышня, а соратник по борьбе! Отвечайте немедленно: почему вы оставили в руках полиции члена группы? Не попытались спасти? Имея оружие на руках? Бомбу?
— Я все объяснил, говорить больше не намерен! — Виктор бросил на пол нераскуренную папиросу. — Задача сейчас, — повернулся к Александре Адольфовне, — вывезти деньги. Лучше всего по частям. Мужчины за пазухой, женщины в сумках… Этот мусор в воду! — показал на кожаный мешочек с драгоценностями в руках Вани Пулихова. — Не сумеем продать, засыплемся.
Ночь с Виктором они провели здесь же, на мельнице. Лежали одетые на голых лавках, застеленных жесткой кошмой, не прикоснулись друг к дружке. Она не могла уснуть, била под платьем прыгавших блох, чесалась. Томила тоска, хотелось домой, к маме. Прижаться к теплым ее коленям, смотреть, как мелькают спицы в ее руках, как гоняет по полу раскручиваемый моток веселый котенок Дарка, клюет носом Лея, читает вслух на сон грядущий главу из Торы отец.
К полудню следующего дня за ними заехал в своем экипаже Парфианович, повез кружным путем на запасной путь товарной станции, к готовящемуся отойти составу, груженному торфом.
Посидели какое-то время внизу насыпи, побежали по условному сигналу (высунувшаяся в вагонном окне рука со шляпой) к прицепленному в хвосте техническому вагону.
Мастерская-лаборатория на колесах члена минского народнического кружка Мечислава Фодиевича Парфиановича, заведовавшего ремонтом весов на линии Московско-Брестской железной дороги, была ценнейшей находкой для революционеров края. Пользуясь предоставленными ему правами, инженер-путеец перевозил в своей кочевой кибитке запрещенную литературу, оборудование для подпольных типографий, преследуемых полицией товарищей.
Ехали среди нагромождения механизмов, ящиков с запчастями, к зарешеченным окнам не подходили. «Гомель!» — объявлял очередную станцию Парфианович. Исчезал ненадолго, возвращался, затаскивал в вагон судки с едой и чайник с кипятком. Черпали ложками из судка битки с кашей, запивали свежезаваренным чаем из кружек.
