– Ноги моей здесь не будет.
– Ты не можешь думать обо мне плохо, – торопливо заговорил Сухоруков. – Совесть моя чиста. (Это была правда – почему сейчас он сам себе не верил?) Я все-таки сделал кое-что в науке. Дети у меня хорошие… (Что я несу? – ужаснулся он…)
Женя рассмеялся, стоя уже на лестничной площадке.
– Прощайте, Евгений Сергеевич. – Он сплюнул. – Ноги моей здесь не будет! – крикнул он и с грохотом захлопнул дверь.
Проснулась жена.
– Женя, – тихонько позвала она… – Что там у тебя?
Никто не отвечал. Она накинула халат и вышла в кухню. Массивный стальной «Атлантик» тикал на белом пластике стола. Никого. В ванной и туалете – тоже.
– Евгений, – позвала она. – Где ты, Женечка?
Черта с два!
Двадцатидвухлетний Женька Сухоруков, романтик, бабник, бродяга, размашисто шагал темной улицей, подкидывая на плече грязный рюкзак. Он посвистывал, покуривал, поплевывал сквозь зубы, улыбался, вдыхая ночную прохладу.
– И флаги на бинты он не рвал, – с некоторым пафосом пробормотал он о себе в третьем лице, сворачивая к вокзалу. Его потери и обретения еще не прикидывались друг другом.
Мы не поедем на озеро Иштуголь
Рассвет в алтайских горах напоминает переводную картинку в детстве: полупрозрачная размытая пелена стя-а-агивается – и взрываются чистейшие небесные акварели. Утром я вытаскивал спальный мешок из палатки, закуривал и наслаждался зрелищем.
В то лето мы с женой проводили отпуск, путешествуя по Горному Алтаю. Туристический маршрут.
В группе нас собралось пятеро: еще двое – студенты из Львова, и семнадцатилетняя москвичка. Маршрут двухнедельный. На четырнадцатый день нам задавалось выйти к Белому Аную, сесть там на автобус и вернуться в Бийск; а там самолет – и фью домой в Ленинград: конец отпуску.
Из всех видов отдыха я с институтских лет предпочитаю исключительно туризм. Когда одиннадцать месяцев корпишь в лаборатории, то потом лежать на пляже или сидеть с удочкой – скучно: душа просит движения и простора. О возделывании дачного участка я уж не говорю… Нет: видеть мир, познавать новое, преодолевать трудности первозданной жизни, – вот настоящая смена обстановки.
Кто проходил по сорок километров в день с сорокакилограммовым рюкзаком за спиной, кого мочил дождь и продувал ветер, кто обжигаясь хлебал у костра припахивающий дымом кулеш и ночевал под звездами в спальном мешке – тот поймет меня. В наш цивилизованный стрессовый век ничто не заменит неповторимого чувства туристского великого братства.
