Правда, Мишке было не привыкать к столкновениям с реальностью. И повидал, вроде, немало, и занимался многим, – но, если один идет по жизни широким шагом, другой норовит бегом, третий продвигается на цыпочках, то обычный способ Мишкиного жизненного движения был – кувырком.
Срочную служил он в Средней Азии, в стройбате. Кратко характеризует его службу армейская кличка – «Швейк». Она прилипла еще в маршевой команде, с легкой руки сержанта, осатаневшего от Мишкиного простодушия.
После службы «Швейк», добросердечно раздав корешам в бессрочный долг почти все деньги, накапавшие на счет за два года, решил отойти от одуряющей жары на Севере. Тайгу повидать, и внести лепту в ее покорение.
Народу в леспромхозе не хватало, и Мишка сочинил, как служил, дескать, шофером, да права по пьянке отобрали (а машину водить он в стройбате подучился, верно). По-быстрому организовали ему сдачу экзамена для проформы, и посадили поначалу на водовозку. Полтора месяца Мишка исправно разъезжал на цистерне, а в ноябре он свою водовозку сжег. Разогревал с утра двигатель, запалив под днищем, как водится, ведро с тряпками и соляром, а сам как-то задремал в мастерской. Выскочил, когда мужики закидывали с треском полыхающий «газон» снегом и охаживали пеногоном.
Завгар разъярился, директор стращал судом, и определили Мишку на полгода в… трубочисты. С удержанием тридцати процентов.
Когда Мишка развалил гирей вторую трубу, а после полдня отсиживался на крыше, отпихивая ногами края лестницы (обитатели дома хотели взять его штурмом), директор велел писать заявление по собственному желанию.
Мишка пообещал директору, что тот о нем еще услышит, и поехал в Ленинград – поступать учиться на актера. Многие в жизни называли его актером и уверяли в способностях.
В Ленинграде он быстро и легко поступил в дворники. Это дало прописку, служебную жилплощадь – приличную комнату в полуподвале с газом и туалетом, деньги на еду – и массу времени на усиленную подготовку к экзаменам.
На первом экзамене его попросили показать, как солят хлеб. Мишка обстоятельно взял ломоть в левую руку, нож – в правую, и с кончика посолил. Комиссия за длинным столом закивала и велела солить без ножа. Мишка посолил с черенка ложки. Тут дремавший в отдельном кресле у окна длинноволосый старик («Хиппует», – еще подумал Мишка: «Эх-ма, мир театра».) недовольный голос подал:
– Нет у вас ножа, сказали же.
– Это ложка, – пояснил Мишка и показал, как берет ложку наоборот.
