И уж совсем не случайно, что многие народные песни были записаны будущим композитором со слов и по просьбе дяди Олексаши.
— Пиши, пиши, Микола! Кто знает! Может, и в нашем леху каганца[6] засветишь, — ободрял он племянника.
Как это нередко бывает с неразлучными друзьями, кузены в одно и то же время впервые влюбились, и в одну и ту же девицу. Жовнинских панычей пленило маленькое кокетливое существо, не то «крулевна полева», не то сирена, прекрасно владеющая польским, украинским, русским и французским языками, а еще лучше — глазками.
В будущем побратимам суждено было долгие годы вместе тянуть многострадальный воз украинской культуры, не одно творение породит их дружное соавторство, но первое совместное произведение (слова Старицкого, музыка Лысенко) создано в честь обворожительной Текли — Теклюни:
О ты, прелестное созданье,
Небесных радостей фиал,
Дай хоть единое лобзанье
За наш сердечный мадригал.
И тут не обошлось без Созонта. Пользуясь отсутствием старых господ, он велел заложить экипаж. Влюбленные панычи, в парадных гимназических мундирах, с красными в золоте воротниками, расселись важно, как настоящие кавалеры, а Созонт в ливрее примостился на козлах.
Так и прикатили в Гусиное к прекрасной панне и застали одну-одинешеньку (тетя третий день как уехала).
Панычи спели и поднесли мадригал, получили просимое «единое лобзание».
— Но увы, — притворно вздыхал дядя Мита, — печально кончился столь удачно начатый роман.
Уже строились лучезарные планы на завтрашний «парти де-плезир» — веселую прогулку к Днепру, уже и распорядилось «прелестное создание», а панычи на седьмом небе строили воздушные замки, когда на рассвете к ним неожиданно ворвался форейтор — посыльный из Жовнина. Родители строго-настрого наказывали «сию минуту, без промедления возвратиться».
Въехали со звоном, а сбежали без поклона, даже не попрощались с прекрасной панной.
А тут еще Созонт донимает:
— А что, господа женихи, чтоб не влетело всем нам по самое «покорно благодарю».
Еще одно совместное жовнинское лето запомнилось на всю жизнь кузенам, но между двумя каникулами пролегло шесть лет, именуемые «до- и послереформенным периодом».
* * *
Беднели, разрушались дворянские гнезда. Дед мой развернул было кипучую деятельность. Выстроил в Жовнине винокурню, основал селитренный завод, а в Гриньках принялся строить кошары, амбары, клуню.
Потомок Вовгуры-Лиса, однако, не стал ни фабрикантом, ни негоциантом. Был он слишком честен, мягок. Куда ему до местных колупаевых и разуваевых с их мертвой хваткой!
