Пётр вышел сердитый, начал выговаривать, что не всё готово, а как же не готово, когда только его и ждут. Катерина Алексеевна даже всплакнула от обиды, за ней и дочки – Аннушка с Лизанькой – в слёзы. Тут только царь притих – взял девочек на руки, обцеловал, передал сестре Наталье. Сказал:
– Не оставь их, Наташа.
– Да что ты, – отозвалась та, – чай, на моих руках выросли, я их больше матери нянчила.
Сказала и опасливо глянула на Катерину – не обиделась бы на то, что сказано без обдумки. Но Катерина согласно кивала:
– Они тебя, Наташа, больше меня слушаются, у меня строгости совсем нет.
Бойкая красавица Лизанька спрыгнула с Натальиных рук на пол.
– Мы ещё тётю Варю и тётю Машу слушаемся.
Она встала между Варенькой и Марией, взяла их за руки.
– Не берите их на войну, пусть с нами в бабки играют.
Пётр подхватил её на руки, пощекотал усами.
– Ох ты, баловница. Они тебе с войны турчонка привезут. Хочешь турчонка?
– Я льва хочу.
– Льва-а? – весело удивился Пётр, – это, ладушка, потруднее. А ты отколь про льва знаешь?
– В книжке видела. Тётя Маша читала, а там картинка.
Пётр прижал к себе кудрявую голову девочки, сказал через её макушку:
– Хоть не уезжай – до чего оставлять неохота.
Сидевшая напротив Марии и дремавшая Катерина вдруг сказала:
– Как там дочки мои? Всё-то я с ними расстаюсь да разлучаюсь.
– Ой, и я об царевнах сейчас вспоминала. Надо же, как мы вместе.
– Видно, отзывчиво сердце твоё, Машенька. Всякую боль чужую на себя взять стараешься.
– Что, остановка? – проснулась Варенька.
– Нет, мы говорим просто, спи.
– Да, уж поспишь тут, – Варенька закряхтела, – ухабами все бока отбило. За что нам эти муки?
– Зато от Москвы хорошо ехали, помнишь? – сказала Мария, лязгнув зубами на особо глубокой рытвине. – Ровно по скатерти катились. А теперь к югу ближе, солнышко жарче, вот днём тает, а ночью подмораживает, что недотаяло. Ничего, скоро снег совсем сойдёт, на колёса кареты переставят.
– А до той поры мы все зубы себе выбьем. Отвори-ка окошко, я выгляну, может уж подтаяло, тогда на днёвку встанем скоро. Я, наверное, вся в синяках.
Варенька высунула в верхнее окошко голову и обрадованно объявила:
– Под полозьями вода и передние вроде встают.
Карета и впрямь вскоре остановилась, и в дверцу просунулась голова Петра.
– Катеринушка, боярышни, выходите размяться. Поляки нас на своей земле приветствуют.
У кареты полукругом стояли кавалеры в бархатных кунтушах с меховой выпушкой и золотыми шнурами. При виде дам они разом сдёрнули круглые шапки, поклонились.
