Княжна | страница 25
Обрадовалась вбежавшей к ней прямо с бала, в парадной робе, Наталье. Так ей нужны были сейчас её советы!
Но у невестки лицо было встревоженное, и она с порога начала своё:
– Ну, девонька, заварила ты кашу! У светлейшего сейчас только о тебе и разговор, сейчас там прямо государственный совет насчёт твоей персоны.
Мария удивлённо смотрела.
– Молчишь, глаза раскрыла? А кто с царевичем чуть не весь вечер протанцевал?
– Так ведь он сам. И вовсе не весь вечер.
– Ну-ка скажи, Маша, что там у вас в лесу было. Да не пугайся ты. Никому сказывать не стану, ни батюшке, никому. Сначала сами всё решим, как быть.
– Да я ведь всё уж вам рассказала. Только вот… Замуж он меня звал, да я это за несерьёзное почла. С тем и разъехались.
– И всё? Ничего боле?
– Да что ж ещё-то?
– Ну, когда так, ладно. А то ведь там светлейшему, да ещё некоторым бог знает что в голову взбрело. Знаешь ли, Маша, какая карусель вокруг тебя завертелась? Ведь ты царевичу Алексею Петровичу столь крепко в сердце запала, что он против государя готов пойти, лишь бы тебя в жёны заполучить.
– ???
– Да вот. А Пётр Алексеич-то уж сватает ему немецкую герцогиню. Понятное дело, родство ему себе под стать подобрать надо. А царевичу, вишь, Мария Борисовна – свет в окошке. Заступы просит у светлейшего князя Меньшикова, да у крёстной дочери своей Екатерины Алексеевны – видала её?
– Видала.
Голос у Марии тихий, лицо застывшее. Её испугало Натальино оживление и даже как будто радость. Она подумала, что также оживлённы и радостны сейчас отец и брат. Как же, родство великое, и про князя Куракина сразу забыли. Чтобы проверить, спросила:
– А князь Куракин как же?
– С Борис-Иванычем батюшка уж и повинились и помирились, Да ведь тот и сам понимает, какое дело.
Наталья на мгновение замолчала, а потом, всплеснув руками, шёпотом вздохнула:
– Маша, ведь царицей будешь!
И от этого восторженного шёпота похолодело всё у Марии внутри, и комната начала медленно переворачиваться.
Вокруг её постели бегали и гремели посудой, щупали ей лоб и жилку на шее, поили горьким взваром, потом ушли. Пелагея вздыхала в углу. Раз послышался за дверью батюшкин голос. Кто-то сказал:
– Спит.
Мария не спала, лежала, вытянувшись на животе, глядя в темноту широко раскрытыми глазами. Спать совсем не хотелось, ничего не хотелось. В голове и мыслей никаких, только будто картинки ей кто-то показывал: Саша в голубом камзоле танцует внизу с черноглазой красоткой, Алексей скачет между заснеженными елями, Екатерина с ласковой улыбкой, царёвы удивлённые глаза, два лица – её и Сашино, в мерцающем от свечного огня зеркале. Невмоготу лежать – встала. Толстый ковёр приятно проминался под босыми ногами. Подошла к зеркалу. В темноте глаза казались чёрными. Глядя в эти глаза, спросила: