– Куртуазен ты князь, зело куртуазен.
Потом повернулся к Марии. Оглядел её, смирно сложившую руки на коленях.
– Что ж Маша, не спросишь, зачем так спешно тебя в зимнюю пору вызвал?
– Чаю, батюшка, сами скажете, что изволите.
Улыбнулся.
– Скажу. Дело вот какое: возраст твой подошёл, замуж самое время. И вот от меня жених тебе, Борис Иваныч Куракин, моя на то отцовская воля.
Сказал и с некоторою опаской взглянул на дочь. Строптивой росла, как бы не заупрямилась. Но она спокойно подняла глаза.
– Хорошо, батюшка.
У Бориса Алексеича отлегло от души. Поднялся князь Куракин.
– Позвольте мне, княжна, уверить вас в том, что я совершенно счастлив вашим согласием, найдя в вас сочетание телесной прелести и образованного ума с благонравием и благовоспитанностью. Вы можете быть уверены, что я приложу все мои старания, чтобы составить ваше счастие.
Мария в замешательстве смотрела на него. Она решительно не знала, что бы такое сказать и надо ли говорить вообще.
Выручил отец.
– Вот и ладно. Ты, Маша, иди отдыхай с дороги, а мы с князем о делах поговорим.
Она опять получила поклон от князя, поклонилась ему и батюшке и вышла.
Идя к себе в комнату, несколько удивлялась своему спокойствию. Сейчас решилась её судьба, а ей будто всё равно. На кровати лежал Сашин гостинец. Она расправила его весь, и кровать полностью покрылась белым узорочьем. Как искусно сделано: птицы, цветы, травы дивные. Она водила пальцем по хитрым переплетениям, забыв обо всем.
– Охти, красота какая, – ахнула вошедшая Пелагея.
– Саша привёз. А ты видела, как он вырос?
– Да не то, что вырос – возмужал. Орёл! Ну, давай ложиться, Маша. Время позднее, в Москве об эту пору давно спят, а здесь, вишь, всё галашатся.
Раздеваясь, Мария задела грудь и поморщилась.
– Мамушка, что это мне здесь больно и будто напухло?
– Что такое? – Пелагея всполошилась. – Не зашиблась ли?
Но увидев, куда показывала дева, засмеялась.
– В возраст, Маша, входишь. Дела-то твои давно у тебя были?
– В Никольском ещё.
– Ну вот, скоро опять начнутся, вот грудь-то и припухает.
– Но раньше ведь не болело.
– Раньше не болело, а теперь болит, привыкай. Ох, Машенька, сколько этой боли-то у тебя ещё будет. Да и не такой, а покруче. Доля наша бабья клятая! Да что ты, голубка, испугалась? Будет и радость, будет и сладость. Без этого и жить бы неможно было.
Пелагея давно спала, закинув за голову полные руки. А к Марии сон не шёл. То виделись хохочущие рты под разномастными париками, то батюшка, то танцующие пары. Вспомнила себя и Сашу в зеркале, как в раме. Ну и что ж, что он красавец, она тоже не дурнушка. Вот и князь Куракин говорил «Прелестная…». Замуж. Он что же, будет жить с ней вместе и спать в одной постели? Мария представила себя раздетой, в одной сорочке и князя, подходившего к ней с протянутыми руками… Ну, это ещё не скоро, сначала положено свахе ходить, потом сговор… нескоро.
