– А вот что это за дверь? Давай посмотрим, может, там можно спать?
Они опасливо нажали на подавшуюся ручку, сунули головы и фыркнули над своей опаской. Это же гардеробная!
– Вот и славно, тут и кушетка есть, ложись. Давай я крючки тебе расстегну и развяжу тут, чтоб посвободней было.
Мария проворно ослабила подруге тиски корсета, накрыла её шалью, перекрестила.
– Спи!
Варенька блаженно вытянулась, бормотнула:
– Я только часок, а потом разбуди, поменяемся, – и сразу уснула.
Мария минутку посмотрела на неё спящую. Лик у Вареньки продолговатый, на бледных щеках светлые ресницы стрелами, верхняя губка вырезана круто, как ложкой ковырнута, и будто от той же ложки на подбородке ямочка. Совсем недавно и не знала её, а теперь роднее родной эта чужая боярышня.
У постели царской уселась с книжкой евангелия, что на полочке у кровати было. По-французски оно, ну и ладно, и по-французски почитать можно. Читалось, правда, плохо – буквы прыгали, глаза слипались. Очнулась, когда завозился и сел в постели царь.
– Катя, Катеринушка…
Пётр с силой тёр обеими ладонями лицо, словно сдирал с себя что-то.
Мария поспешила к нему с приготовленным лекарством, поднесла к губам. Он выпил, наконец разлепил веки.
– Ты что здесь? Почему нет никого? Спал я что ли?
Говоря это хриплым застоявшимся голосом, Пётр потянул к себе висевший в изголовье халат и двинулся к краю широченной кровати, явно собираясь встать.
– Захворали вы, государь, и сильно. Вставать вам нельзя сейчас.
Мария халат у него отобрала и самого уложила. Пётр послушно лёг, дал себя укутать.
– И впрямь, слабость какая-то во всех членах. Доннеля звали?
– Смотрел он вас, болезнь трактовал опасною. Ещё докторы званы, утром консилия будет.
– Консилия… А Катерина Алексевна где?
– Спит она, умаялась с вами.
– Так я это давно? Час-то который?
– Ночь поздняя, утро скоро. Вы весь день в беспамятстве были.
Пётр снова сел.
– Ну, Макарова тогда кликни.
– Да Господи! Угомону на вас нет. Лягте, а то опять хуже вам станет. И Алексей Василич спит, недавно лёг, тоже пособлял ходить за вами.
Таким вот успокаивающим и чуточку ворчливым приговором справлялась с царём Екатерина, и ей он обычно поддавался, обмякал. Но у Марии, видно, голос неподходящий был. Пётр не только не лёг, а подсобрался, подтянул под одеялом к груди длинные ноги.
– Кому говорю, зови Лексея, может, спешное что.
– Пётр Алексеич, я вам сейчас заместо доктора и по-докторски велю лежать. А Алексей Василич за день умаялся и лёг недавно. Нешто не жаль вам его? А новости я вам и сама скажу. Одна только новость – депеша из армии, без вас её читать господа министры не стали.
