С этим связан и ярко выраженный интерес авторов записок и хроник Четвертого крестового похода к самим людям, участникам событий, к мотивам их поведения, внутренним переживаниям. Все чаще проявляется стремление историков проникнуть в сферу психологии героев, раскрыть их человеческие достоинства и слабости, изобразить их душевный мир, психологически мотивировать их поступки, дать портретно-психологические зарисовки как крестоносцев, так и отчасти их противников. Попытки представить индивидуальные побуждения, двигавшие участниками крестоносных войн, — также новая черта хронографии крестовых походов, показатель дальнейшего поворота историков и хронистов от традиционно-символизированного воспроизведения действительности к ее реальному отображению. О том же говорит их значительно возросшее внимание к сугубо прозаическим конкретным деталям событий, живость, точность и динамизм описания военных эпизодов, окрепший интерес к денежным вопросам, приобретавшим тогда все большее практическое значение в жизни феодального класса, и, вместе с тем, отсутствие, редкость или скудость рассуждений авторов хроник о божественном соизволении и прочих излюбленных темах ранней хронографии крестовых походов. Именно эти черты хроник XIII в., содержащих достоверный, исторически «доброкачественный» материал, особенно ценны для нас.
Разумеется, хронисты ни в коей мере не были беспристрастными свидетелями. Образ летописца, который передает происходящее на его глазах и, тем более, при его участии, «добру и злу внимая равнодушно», совершенно не соответствовал бы действительности, если представить в этом облике любого из католических хронистов крестовых походов. Даже те из них, которые внешне отгораживались от мира в своих кельях (а ведь многие из них вовсе не были монахами-затворниками и находились в гуще описываемых событий), всегда руководствовались определенными субъективными намерениями, всегда преследовали — осознанно или подсознательно — те или другие практические, как правило, апологетические цели, всегда питали те или другие симпатии или антипатии. Нужно, кроме того, иметь в виду, что и степень осведомленности разных авторов была неодинаковой и что среди них иногда встречаются полуграмотные, а то и вовсе неграмотные повествователи (к примеру, Робер де Клари, который за неграмотностью не писал, а диктовал свои мемуары, да еще на родном диалекте). И все же хронисты в огромном большинстве своем были в общем и целом довольно добросовестными рассказчиками. Зачастую они отличались острой наблюдательностью, достаточно объективно, подчас даже критично, судили об отдельных событиях и, что особенно существенно, нередко включали в свои рассказы факты, шедшие, казалось бы, вразрез с их собственной принципиальной схемой истории крестоносного движения; более того, в хрониках порой высказывались суждения, противоречившие коренным, основополагающим установкам, которые вытекали из этой схемы.
