Они зарницы ранней свет,
Они развеют тучи скуки,
А к прошлому возврата нет!
Сон угас с последнею звездою,
Грусть оставив на рассвете дня,
В эту ночь, он в детство золотое
Своей властью возвратил меня.
Снилось мне моё босое лето,
Змей бумажный в красках голубых,
Яблоня, которой уже нету,
Друг, давно покинувший живых.
Я бежал по улице Кирпичной,
Где ходить учился я и рос.
Сон же своей властью безграничной
Взял меня и в юность перенёс.
Ощутил – не описать словами,
Огонь в сердце взбудоражил кровь,
Девушка с небесными глазами
Воскресила первую любовь.
Сон угас, и с ним исчезла юность.
Миг развеяв, словно ветер пыль.
Глядя в потолок, утратив мудрость.
Я о детстве с юностью грустил.
Годы мчатся, будто с гор вода,
Оглянуться не успел, как пролетели.
И, рассматривая фото иногда,
Чувствую мурашки я по телу.
Вот отец с сияющим лицом
Смотрит прошлым на меня с портрета
И, опершись на него плечом,
Я стою трёхлетний нагишом,
Кверху голову задрав при этом.
Сколько раз он в слякоть, дождь, мороз
Своей жизни отдавал частицу,
Когда мчался со всех ног в больницу
И молил он взором, полным слёз,
Жизни сохранить во мне крупицу.
Смерть встречая, в шахте отработав,
Утра ясного восход ценил.
Он дарил мне ласку и заботу
И меня, как солнышко, любил,
Ну а я стеснялся и грубил.
Иногда отчётливо приснится:
Оскорблённый мною, ты притих.
Мне бы пред тобою извиниться,
Только нет тебя уже в живых.
Собирая в дорогу, твердила мне мать:
– Я хочу тебе, сын, на прощанье сказать:
У тебя на груди крест висит – талисман,
Он моею рукой для охраны был дан.
А теперь же скажу с высоты своих лет:
Не поможет тебе в жизни этот предмет,
Он бездушен и холоден, будто бы лёд.
Всемогущий Творец лишь спасенье даёт.
Я желаю, сынок, чтоб тебе Он помог,
Пусть хранит Он тебя средь обид и тревог.
Если счастлив ты будешь, хочу и тогда,
Чтоб Господь оставался с тобою всегда,
А для этого, сын, носи в сердце Христа
И не надо тебе талисмана – креста.
На земле вновь ликует весна,
Зазвенел звонким смехом ручей.
Только мама сидит у окна,
Ожидая приезда детей.
Ожиданье томит её слух,
А когда-то как улей был дом:
Детский плач, смех и крики вокруг
Успокоить могла их с трудом.
Вот теперь никого рядом нет,
А как хочется голос их слышать.
И тускнеет в глазах белый свет,
Когда писем так долго не пишут.
Ты сидишь у окна и грустишь,
От обиды ругать их готова,
А приедут и скажут: прости.
Ты прощаешь их снова и снова.
Лонгину – Преподобному Коряжемскому
Бывает время тяжко как-то жить,
