— Это правда, — горько, мокро шептал Толян. — У ней папа стал бомж, он не хочет к людям обратно.
— Вот что, — сказала Марина, посуровев. — Мы с Толяном решились. Все равно здесь нам пропасть. Теперь всех убивают, — она недобро усмехнулась. — Я знаю, они не ради богатства убивают. Им завидно, что есть нежадные. Они хотят всех таких извести. Это война. Мы уезжаем. Поехали с нами.
— Куда? — выдохнул Алеша.
— В Погребища. Там воля. Весной будем подснежники собирать, если деньги понадобятся. Соберем, продадим в Москве в переходе. А летом ягоды, травы, грибы.
— На это ведь не прожить? — разумно ввернул он.
А она удивилась.
— Мы даже сажать ничего не будем. Мы не в деревню едем, мы в полную волю рвемся. Все есть кругом. Только нагибайся! Ромашка, подорожник, зверобой, татарник. Все полно соков, и соки питательны.
— Честно! Честно! — подтвердил Толян.
— Война так война, — надменно сказала Маринка — И в лесах, и в лугах вам — все есть, а этим такого не нужно. Если ты встанешь в лугу, скажем, в полдень, когда самый жар и спит даже жук-пожарник, если запрокинешь лицо свое в синее-синее небо, где жаркое золото льется, если ты будешь стоять и стоять во всем этом, то вот ты уже и летишь!
— Я знаю тебя! — Алеша вскочил, задохнувшись, — узнал!
Она удивилась. А он ей сказал, впиваясь глазами в черты ее сладкого личика:
— Это ты таксистов заездила!
Она ахнула и закрылась руками.
— Ну что же вы! — испугался Толян, стал дергать Алешу за локоть. — Что случилось? Какие таксисты?
Но он выдернулся от Толяна и пальцем в нее указал:
— На бешеной скорости — ты! Вплоть до аварий! Лишь бы быстрее, быстрее. Ищешь ты волю!
Она отвела ладони от лица, исподлобья взглянула.
— Если ты выдашь, убью.
Перед глазами его поводила двумя розовыми кулаками. Кулаки были размером с ее личико.
— Я не выдам. Мне и не нужно.
— Он ни за что не выдаст, — Толян подтвердил.
— Я не для зла, — объяснила она. — Я от грусти. А мужикам я дурного не делаю.
Все снова сели к столу.
Пытаясь сдержать раздражение, он проскрипел:
— Про луг, где вы летаете… Там золотое и синее, поэтому вы и летаете. Но мне с вами нельзя. Мне на работу надо. В больницу. Нет, не в ту больницу, где мама моя догорает, не в сумасшедший дом, где, может быть, ее и нету, а в обычную, районную больницу, где я работаю медбратом, потому что я вышел из запоя и плетусь себе потихоньку на работу. Попривык я уже ко всему, дорога моя неблизкая, много разных, кривляясь, встречается… только не думайте, что я завидую. Не поеду я с вами, и все. Не могу присоединиться. Никак.
