Тело знает больше, чем душа —
Тоньше слух у них и взгляд свежей, —
Для бойцов, для страстных нечестивцев,
А не для чувствительных ханжей.
То есть счастье – этакий биноклик,
Зрительная трубка в два конца,
Чрез какую внятным, будто оклик,
Станет нам величие Творца.
Этот дивный хор теней и пятен,
Полусвет, влюбленный в полутьму,
Если вообще кому и внятен,
То вон той, под кленом, и тому.
Меловые скалы так круты и голы,
Так курчавы усики плюща,
Чтобы мог рычать свои глаголы
Графоман, от счастья трепеща.
Пленники, калеки, разглядите ль
Блик на море, солнцем залитом?
Благодарно зорок только победитель,
Триумфатор в шлеме золотом!
Хороша гроза в начале мая
Для того, кто выбежит, спеша,
Мокрую черемуху ломая, —
А для остальных нехороша.
Врут, что счастье тупо, друг мой желторотый,
Потому что сам Творец Всего,
Как любой художник за работой,
Ликовал, когда творил его.
Столько наготовив хитрых всячин,
Только благодарных слышит Бог,
Но не тех, кто близоруко мрачен,
И не тех, кто жалок и убог.
А для безымянного урода
С неизбывной ревностью в груди
В лучшем – равнодушная природа,
В худшем – хор согласный: вон иди!
Сквозь сиянье нежного покрова,
Что для нас соткало божество, —
Видит он, как ест один другого,
Мор и жор, и больше ничего:
Только рыл и жвал бессонное роенье,
Темную механику Творца, —
И не должен портить настроенье
Баловням, что видят мир с лица.
Лишь одно в своем недоброхотстве
Истово приемлет Вечный жид —
То, на чем колеблющийся отсвет
Некоей нетварности лежит.
Он спешит под пасмурные своды,
В общество табличек и камней, —
Как Христос, не любящий природы
И не разбирающийся в ней.
