Эта проза не экранизируется. Единственная приличная экранизация Гайдара не имеет с прозой Гайдара ничего общего – это «Бумбараш», где пойман замечательно дух и где настоящий Гайдар, конечно, только в песне «Ходят кони над рекою… Ищут кони водопою…» Удивительно, что это сочинено в Каневе, рядом с могилой Гайдара, он там перезахоронен после смерти под Киевом. Каким-то магическим образом Гайдар сумел Киму прислать этот живительный импульс. Вот только в этом сочинении и есть Гайдар. Ну и, конечно, «Журавль по небу летит, корабль по морю плывет…»
– Что вы можете сказать о родстве Гайдара с Лермонтовым?
– Только то, что любимым стихотворением Гайдара было «Горные вершины спят во тьме ночной…» А когда маленький Тимур его однажды спросил: «Почему ты называешь это военной песней?» Он сказал: «Ну как же? Это идет усталая рота. Она идет через горы. Вот скоро будет привал. Командир говорит усталым солдатам: “Подожди немного, отдохнешь и ты“». Эта интерпретация, конечно, ничего общего не имеет со стихотворением, ни с оригиналом, ни с переводом. Но тем не менее, я думаю, что если бы Гайдару, скажем, пришлось интерпретировать «Я помню чудное мгновенье…», то он со своим абсолютно бивуачным характером сказал бы: «Это идет солдат старый. Он вспоминает, что он видел когда-то там девушку, она подала ему напиться, когда он в запыленной своей шинели проходил через город. И вот теперь “я помню чудное мгновенье”».
Действительно, он удивительный человек был. Как в старом анекдоте, человек всегда думает о бабе, так и у него всё думает о солдате. Ничего не поделаешь, это хорошо, это приятно – это такое военное сознание, в котором, что ни говори, есть свои преимущества, особенно в военное время.
– Как вы оцениваете реформы Егора Гайдара?
– Сложнее, чем прозу Аркадия, потому что от прозы Аркадия перемерло и разорилось гораздо меньше народу. Но образ Егора Гайдара я оцениваю очень высоко. Не важны здесь, может быть, последствия, последствия всегда ужасны. А человек он был хороший. Он был отважный человек, мужественный. И умер рано поэтому. Я с ним виделся один раз, брал у него интервью, интересная история – трудно ее цитировать. Он говорил очень непонятные вещи экономические, я в экономике вообще ничего не понимаю, а в его изложении, очень быстром, не понимал совсем ничего. Запомнил только, что есть Кейнс и Хайек и Хайек не прав. Но Кейнс тоже не во всем. (Смех в зале.) И что Явлинский поэтому не понимает. Вот после этого долгого часового разговора, из которого я чудом набрал потом воспоминаний на интервью и с помощью диктофона чего-то накопал, я под конец его спрашиваю: «Егор Тимурович, а как по-вашему, все-таки после всего, что произошло, возможен ли еще в России тоталитаризм?» И он, который в простоте не сказал ни слова на протяжении этого разговора, внимательно на меня посмотрел и сказал: А вот это уж [–]!» Вот это я запомнил очень живо. Мне показалось, что это прекрасно.
