Этот ребенок, погибший после пыток, потому стал таким, что он вовремя прочел «Дальние страны», «Чука и Гека» и «Военную тайну». «Военная тайна» ведь, строго говоря, самая странная из повестей Гайдара, потому что многие читатели, в том числе в «Артеке», где он ее сочинял, просто бомбардировали его письмами с целью непременно спасти маленького Альку, которого убивают вредители. И он отвечал, что он сам очень не хотел писать, чтобы Альку убивали, ну никак нельзя было, чтобы Альку убили, а вместе с тем так получилось, что убивают в конце и ничего с этим сделать невозможно. Его не потому убивают, что с помощью этой жестокой сцены он, как у Шолохова в «Поднятой целине» агитирующий комсомолец, надеется кого-то разагитировать. Он понимает, что без этого постоянного фона смерти, который так силен в его прозе, не будет того невероятно острого чувства счастья, которое эта проза дает. Острого чувства счастья от моря, от гор, от близости товарищей, от того, что, в конце концов, ты живешь в лучшей на свете стране.
Можно, конечно, сказать, что Гайдар таким образом оправдывает абсолютно фашистскую по духу страну. Но в том-то и дело, что она не фашистская. Она построена, с самого начала замешана на очень сильном, очень мощном антифашистском посыле, посыле, конечно, модернистском по своей сути: на этой жажде будущего, тогда как фашизм опирается в основном на архаику. Самый страшный враг у Гайдара – именно фашист. Именно фашистом зовут Саньку в «Голубой чашке» за то, что он немецкую девочку Берту обозвал жидовкой, и посмотрите, как все на него тут же окрысились. Окрысились так, что несчастная Светлана даже решила его защитить, сказала: «Папа, может быть, он не фашист? Может быть, он просто дурак?» Примерно с таким же чувством смотрю я сегодня на большинство российских националистов, потому что – ну подойди к ним по-человечески, дай им огурец, как здесь, и, может быть, что-то и спасется. И, кстати говоря, со многими из них мне бывает интереснее разговаривать, чем с друзьями из либерального лагеря, для которых я уже однозначный гулаговец, ренегат и только что не чоновец.
Так вот самое интересное в Гайдаре, в его антифашизме, в этом чувстве, что ты живешь в самой правильной стране, – это именно мифологическая, детская, добрая, суровая, внезапная ласка, которая очень в его прозе сильна, поэтому его так любили одинокие дети. Зоя Космодемьянская тоже была одиноким ребенком: ее из класса в класс переводили с трудом, из школы в школу гоняли и терпеть не могли. Как написала ей одна подруга по окончании 10-го класса: «Зоечка, ты слишком требовательно относишься к людям». И действительно, слишком требовательно.
