Запах магнолий | страница 33



Ромка вытащил мятую пачку дешевых сигарет и прикурил. Оксана внимательно рассматривала его. От того отчужденного взгляда, что сводил ее с ума, ничего не осталось. Глаза потухли, горькие складки пролегли у рта, волосы поредели…

Ничего не осталось от прежнего Ромки! Лишь едва приметный шрам над бровью, который он получил в драке с местным мальчишкой. Они были соперниками и дрались из-за Оксаны. Ромке сильно досталось: были разбиты бровь и нос, все лицо и рубашка в крови. Уже после драки Оксана, оторвав кусок от подола своего платья и смочив в колодце, вытирала ему лицо. И любила Ромку в этот момент так сильно, как никогда никого не любила…

Теперь он стоит перед ней — жалкий остаток прежнего Ромки…

— Рома-а-ан! — послышался вопль за спиной.

Ромка так и ссутулился на месте от этого крика, глазки забегали. Казалось, он стал сантиметров на десять меньше ростом.

Оксана оглянулась — рядом с калиткой стояла мужеподобная тетка в сальном переднике и стоптанных тапках. Она застыла на месте, и волна отвращения захлестнула ее.

И он мне служил эталоном мужчины, по которому я мерила всех остальных? Это была моя ошибка. Почему я не приехала сюда много лет назад и не увидела то, что осталось от Ромки?

Роман поплелся к своему дому. Оксана, не попрощавшись, пошла в другую сторону.

Вот мы и встретились, но встреча оказалось безрадостной. Лучше бы не встречаться, а жить старыми воспоминаниями…

* * *

Шорох одежды предупредил, что он в комнате не один. Лавров развернулся, встретившись взглядом с Настей. Она стояла, нахмурив лобик, с чупа-чупсом во рту.

— Дед, а ты меня знал раньше? — спросила она.

— Да, но ты была совсем маленькой.

— Я тебя не помню, — задумчиво, нараспев сказала Настя.

— В детстве у всех память короткая, — успокоил ее Лавров.

— Ты мне нравишься, — призналась Настя.

— Почему?

— Ты никогда не кричишь и не ругаешься.

— А мама?

— Она всегда ругается, — созналась Настя. — Я тебе нравлюсь?

— Да, — ответил он.

— Почему? — спросила Настя, удивившись.

— Потому, что ты моя внучка, — пояснил он.

— Разве можно любить только за это?

— Конечно.

— Я — мамина дочка, а она меня не любит.

— Она тебя любит, просто не показывает этого. Родители всегда ругают детей, чтобы те были лучше, — объяснил Лавров.

— Ты тоже хочешь, чтобы я была лучше?

— Нет, ты мне и такая нравишься.

Настя засмущалась, лицо расплылось в улыбке. Она отвернулась.

— Смотри, дед! К нам кто-то идет, — закричала она, тыкая пальцем в сторону двери.