— Спасибо, большое вам спасибо, — благодарно склонила голову старая курица и прыгнула внутрь дырявого кузова, где соломенная подстилка хранила в себе тепло какого-то давно минувшего лета. Осторожно, стараясь не шуршать соломой, Ката принялась устраивать себе гнездо: так и этак уминала старую солому, чтобы выровнять подстилку и согреть ее теплом своего тела. Затем она тихонько соскочила с телеги и, никем не замеченная, шмыгнула вон из сарая.
«Славная она, эта несушка, — решили про себя исконные обитатели сарая, — особых хлопот нам не причинит».
Мысли эти, подхваченные течением времени, унеслись прочь, ленивые сумеречные тени сгустились у порога, и в сарае наступил вечер.
За порогом сарая ход времени отмечала смена дней и ночей. На рассвете красноватые всполохи зари пробуждали дремлющие деревья в саду, а по ночам с края небосклона в сарай заглядывала луна или звезды.
Иногда принимался накрапывать дождь — слабый весенний дождичек, — и стекающая с крыши вода проделывала себе под навесом углубления-корытца.
Ката забредала в сарай каждый день пополудни, когда оживление на дворе стихало; оглянувшись по сторонам, она быстро взлетала в кузов, где день ото дня росло число отложенных яиц.
— Ведь я никому не мешаю, верно?
— Мы и не сомневались в этом.
— Когда гнездо станет полным, я буду сидеть не двигаясь, даже не шелохнувшись без крайней нужды…
— Что нового во дворе, в доме? На кухне, наверное, жарят-парят… — чуть погодя мечтательно вздохнула кастрюля.
— Стряпня обычно начинается к вечеру, но я в эту пору уже сижу на дереве.
— А не в курятнике?
— Нет! С тех пор как ласка у меня на глазах растерзала Дюри, я больше в курятник ни ногой. А уж до чего красавец петух был, какой гребешок, какие шпоры! Все мы по нем обмирали, чего уж тут греха таить… Теперешний-то наш ему и в подметки не годится, хотя тоже из себя видный…
— А сюда иной раз хорек заглядывает!
Это замечание принадлежало граблям; старые, злые, и зубов-то у них осталось наперечет, а вот ведь изловчились, нанесли удар в самое больное место и с явным злорадством наблюдали за перепуганной насмерть Катой.
Глаза курицы округлились, она чуть не соскочила с насиживаемых яиц.
— Хорек?!
— Да какой здоровущий!.. Мы таких сроду не видели.
— И больше не увидите, — сердито скрипнула телега, которая уже успела свыкнуться с обществом Каты. — Его здесь, на наших глазах, западнёй прихлопнуло.
— Верно, того хорька прихлопнуло. Но ведь и еще один может сунуться.
