Разумеется, я рассказал о похождениях моего горностая Попову и нужно сказать, что напрасно. Он брезгливо отнёсся к моим восторгам, и я сразу почувствовал, что никакой нечисти в доме мой суровый друг не потерпит…
* * *
Вскоре я снова стал выходить на работу, и мои встречи с горностаем прекратились сами собой.
В один из морозных дней Попов остался дома — он собирался стирать и чинить нашу истрёпанную одежду и заодно произвести в доме «генеральную уборку».
Вечером, во время ужина, Попов сказал:
— Вон я там с твоего горностая шкурку снял. Сделай себе из него чучело.
Чучело этого горностая у меня хранится и сейчас. Он стоит на коричневой дощечке, выгнув гибкую спину, тучный и пушистый. Головка его повёрнута назад, белые иголочки зубов хищно ощерены. Только глазки у него не зеленые, а жёлтые, как у совы, потому что я не нашёл на глаза моему горностаю ничего, кроме капелек янтаря, раскопанных нашими разведчиками в одном из шурфов.
Розовая чайка очень красивая птица. Величиной она с голубя. Грудь у неё дымчато–розовая, спинка серая. Тонкий, недлинный клюв. И тёмное кольцо на шее, как бархотка у старинных модниц.
Я видел её в музее, в стеклянном ящике, со всех сторон укрытом зелёными бархатными занавесками.
В пояснительной табличке было сказано, что эта редкая птица является гордостью колымского музея, что оперение её донесло до наших дней отсветы зорь ледниковой поры, что эта розоватость выцветает от времени. Музей просил бережно относиться к экспонату и тщательно загораживать его от света бархатными занавесками после осмотра…
Я искренне любовался этой красивой птичкой, но вскоре забыл о ней, как забываем мы в жизни о многих интересных вещах.
Мы зимовали с Поповым в долине одной небольшой реки. Сдавленная высокими белыми горами, долина постоянно была в каких‑то розоватых отсветах: она простиралась с юга на север и всегда розовела то западной, то восточной стороной, окрашенная длинными зорями короткого зимнего солнца.
Я вспомнил романтическую розовую чайку и сохранённые её оперением розовые отсветы зорь ледниковой поры…
Мне захотелось ещё раз увидеть розовую чайку.
Ранним утром, на розовой заре, Попов отправил меня пострелять куропаток.
Полярные куропатки зимой становятся снежно–белыми, и только у хвоста возникает у них чёрная отметина, позволяющая им легко видеть друг друга в стае.
Я шёл по склону сопки. Над розовым снегом торчали верхушки берёзовых кустов, почками которых зимой питаются куропатки. На снегу они малозаметны, людей ещё не научились бояться. И я не заметил, что подошёл вплотную к стае, которая грузно поднялась прямо у меня из‑под ног. Поспешно, не целясь, выстрелил почти одновременно из обоих стволов и полез, увязая по пояс в снегу, за подбитой дичью. К великому моему удивлению, куропатки оказались… розовыми. Нужно было немедленно удивить Попова. Розовые, не привычно белые, а неожиданно розовые куропатки — это было первый раз в нашей жизни.
