Со страхом он подумал, что, когда Джойс освободится или будет спасена, она расскажет полиции о том, что его не было в банке, когда пришли грабители. Он некоторое время размышлял об этом, и даже в холодной комнате эта мысль заставляла вспотеть. Она скажет им, и они проследят его перемещения от машины до автостанции, от автобуса до поезда. Алану казалось, что он выделяется в толпе, словно прокаженный или урод, или – как там сказал Киплинг? – точно горчичник в угольном подвале. Но Джойс могла и не знать. Все зависит от того, завязали ли ей глаза и сколько человек там было. Если она видела, что его автомобиль по-прежнему стоит во дворе, и если машина похитителей уехала не сразу после того, как туда втолкнули Джойс… Алан цеплялся за эту надежду и чувствовал себя виноватым перед Пэм и детьми. На свой лад, Пэм была ему хорошей женой. Ему казалось однозначным, что, каковы бы ни были последствия вчерашнего, он никогда больше не будет жить с ней, никогда не разделит с нею постель, и не поедет за покупками в Стэнтвич, и не уступит ей ради сохранения спокойствия. Это было прошлым, банк тоже был прошлым. Будущее представлялось или свободой, или тюремным заключением.
В семь утра он поднялся, накинул плащ на манер домашнего халата и отправился в ванную. Вода была едва теплой, потому что у Алана было три тысячи фунтов в карманах, но не было десятипенсовой монеты, чтобы бросить ее в щель нагревателя. Дрожа от холода, он оделся. Брюки выглядели не так уж плохо. Алан сложил банкноты так компактно, как только мог, часть сунул в боковые карманы пиджака, часть – в брючные карманы, а остальное – в нагрудный карман. Из-за этого он стал выглядеть толще. Мистер Аззиз не предоставлял постояльцам завтрак, как, впрочем, и другие трапезы, поэтому Алан пошел поискать, где можно было поесть.
Едва выйдя на улицу, он ощутил холодный страх. Должно быть, он уже в розыске и его смогут узнать в лицо куда вероятнее, чем члена королевской семьи или поп-звезду. Он и не вспомнил, что в семействе Грумбриджей или Саммитов не было обычаев позировать для студийного портрета или делать хорошие любительские фотографии, и потому нигде не существует крупного узнаваемого изображения его лица. Каким-то магическим или научно-техническим образом подобное изображение могли создать и представить на всеобщее обозрение – так ему казалось. Алан уткнулся в витрину с выставленными в ней газетами, пытаясь увидеть что-то, будучи незамеченным, но жирные черные заголовки прыгали у него перед глазами. Он постоял, устремив глаза на прилавок с шоколадными плитками, пока вновь не осмелился поднять взгляд на витрину.
