Сердце у него повернулось так, что ребра стало сдавливать, и застучало сильно, отрывисто. Вот оно, хорошее утро и солнце над заливом, и море, никогда не виденное, и вся большая неделимая жизнь, — словно в точке сфокусировалось в белом личике под пилоткой с прядью пшеничных волос.
А она будто специально остановилась, чтобы он мог на нее насмотреться, обернулась в пол-лица и с кем-то невидимым за будкой продолжала говорить и улыбаться. А улыбка у нее такая — это он знал и помнил всегда — чище самого белого парохода.
На лице Вени появилось блаженное, счастливое выражение. Прохожие на нем взгляд задерживали, пожимали, плечами: стоит мужик бородатый посреди дороги и тихо лыбится. Чокнутый, что ли?
Засигналила сзади машина, прогоняя Веню. Он на прежнее место отошел и уже спокойно досмотрел, как «повязали» того хлопчика, который вылез из-под машины со связкой вяленых окуней, и повели. Оля впереди, а «курносая», разговаривая с парнем, чуть поотстала. И тут — что такое? — у воротного столба остановились, и парень без стеснения в карман кителя «курносой» полез, быстро, словно погладил и руку отдернул. Что случилось-то? Неужели так делается?
«Курносая» с рыбой пошла Ольгу догонять, а парень к машине вернулся, почти подножки не касаясь, лихо впрыгнул, хлопнул дверкой и с места рванул. Только пыль клубами.
— Не, показалось, — успокоил себя Веня. — Не может быть. Ольга бы не позволила.
А машина уже в горку мчалась, громыхая железом, и только пыль над сухим асфальтом медленно оседала.
2
В проходной в это время шла своя жизнь. Старший наряда, старшина Гаврилов, пока девчонки ходили к машине, стоял у дверей дежурки, зацепившись ногой за ногу, и небрежно взглядывал в открываемые перед ним пропуска.
Время было «не товарное». В обед мало несли и в порт и из порта. Он встал на «вход». «Выход» сам шел, быстро исчезая в открытых дверях.
Последние минуты смены тянулись медленно. Пропуска мелькали перед глазами, как карты фокусника. Мелкие фотографии он не успевал рассмотреть, только выхватывал взглядом характерную подпись инспектора Белолобовой. Белолобову он в глаза никогда не видел, хотя тысячи людей, словно пароль, предъявляли ежедневно эту фамилию. Роспись похожа была на дым из трубы в изображении трехлетнего сына. Тот упорно считал, что папка его имеет к пароходам самое прямое отношение. Впрочем, не без основания. Когда-то он собирался в море и подал после армии документы на флот, но капитан Свешников его перехватил и переагитировал…
