Порт | страница 28



Веня увидел в руках у парня свой сундучок и кепку.

— Пойми ты, чупра, — сказал парень, нахлобучивая ему на голову кепку, — ты всей очереди ноги покалечил своим контейнером. Смотри, еще больничный платить заставят.

Веня понял, что парень шутит, и ему полегчало.

— Кто такой? Откуда будешь? Какой волости, губернии? На работу, что ли? — теребил его парень.

— Веня я, с-подо Пскова, в море хочу.

— Ну ведь и точно — земляк! — воскликнул парень. — А я — Виктор. Пошли быстро, сейчас я тебя оформлю в лучшем виде.

— Чего, куда? — насторожился Веня, но парень уже тянул его за руку.

Веня опомниться не успел, как сидел в каком-то закутке и писал под диктовку заявление, заполнял какие-то бумаги, автобиографию вымучивал. Виктор торопил его, подгонял, будто они на поезд опаздывали. Перо скрипело по серой бумаге, цепляясь за неровности. Веня пыхтел, краснел, аж взмок от усердия, укладывая свою жизнь в предложения. Короткая получилась жизнь, в полстраницы, и, наверное, нескладно написанная, но Виктор перечитать ее не дал, из-под руки выдернул еще не высохшие листы, за руку поволок Веню к каким-то дверям.

— Так это… прописка у меня, — пробовал объяснить ему Веня, но Виктор подтолкнул сзади и сказал, сияя:

— Шагай, земеля, не боись. Скажешь там, в жилье не нуждаешься. У меня пока поживешь.

Веня вошел, несколько оглушенный напором парня, и на вопрос представительного лысого дядечки: «Что у вас?», так и ответил:

— Жилья не надо. У земляка поживу.

Дядечка веселый был, не строгий, засмеялся, документы его взял, стал выспрашивать. Быстро самую суть Вениной тревоги определил:

— Значит, сбежал из колхоза!

— Дак это… председатель у нас… несознательный.

— Вот-вот, — согласно закивал дядечка. — Все они, председатели, такие. Думают, только они страну кормят. А ведь еще в древности сказано: «Не хлебом единым…» Да… Не хлебом, а и рыбой. — Дядечка опять засмеялся и черкнул на заявлении, по-свойски подмигнул: — Ничего, это мы уладим. Иди оформляйся.

2

А Виктор был стопроцентный бич. Но бич тихий. Он и пить старался по возможности тихо, без скандалов и драк. Он не потерял еще способности смотреть на себя несколько со стороны, и хоть часто приходилось ему иметь дело с такими же пропойцами, как сам, он все же серьезно себя от них отличал, считая свое положение временным, надеясь, что однажды поутру удача улыбнется ему в распахнутое окно и каким-то — ох, если бы знать каким! — способом вычеркнет два последних бичевских года и вернет к той жизни, от которой у него еще осталась сшитая в ателье двухцветная курточка «москвичка».