Оно не отделяется четко от этого коллективного сознания и, целиком соединясь с ним, не противопоставляет себя ему: в нем господствует непрерывное ощущение сопричастности. Лишь гораздо позже, когда человеческая личность начинает ясно сознавать себя как личность, когда она начинает формально различать себя от группы, к которой она чувствует себя принадлежащей, лишь тогда внешние существа и предметы тоже начинают казаться личному сознанию наделенными индивидуальными душами или духами в продолжение этой жизни и после смерти».
На полях книги Эйзенштейн записал: «Немного сложнее и не так прямо: это не определяет “анимичности”, а лишь – почему градации в развитии в ней, см. у меня». Свое понимание данной проблемы, играющей важную роль в статье о Диснее, он изложил в заметке от 3 марта 1933 г., вложенной в книгу Леви-Брюля: «Анимизм совершенно отчетливо – не более и не менее как переходный этап между предлогическим и логическим мышлением в тон его части, что касается единства субъекта и объекта. Сперва “я” и предмет – одно. Затем возникает элемент: и одно, и не одно, но еще без качественного различения свойств “я” и предмета: предмет продолжает рассматриваться отделившимся от “я”, но неотделимым от свойств “я”, т. о. в нем предполагается наличным все то же, что начинаешь замечать за собою (голод, эмоции etc). Предмет в представлении создается “по образу своему и подобию” – если сонм “Regungen” <переживаний – нем.> собирается в душу, в понятие души, то душою наделяются предметы. По существу же не в душе дело, а в том, что предмет предполагается располагающим теми же возможностями действий, что и сам <человек>. Затем происходит второе отделение – не только от себя, но и свойств, характерных для себя и по опыту не оказывающихся у предмета. Так вступается в стадию противоречий – основы логики Pour en retourner <чтобы вернуться – фр.> к диалектическом единству в диалектической стадии мышления».
38 В автографе – примечание Эйзенштейна: «Прекрасный графический эквивалент восклицанию – восклицательный знак – ведь не смешон, в то время как человек, изогнувшийся знаком вопроса, производит комическое впечатление. (Положения не меняет тот факт, что происхождение знака вопроса – не аффективно-жестовое)».
39 «Формула» патетической композиции обоснована Эйзенштейном в исследовании «Пафос» (3, 72–233), ее соотношению с «формулой комического режиссер хотел посвятить специальную работу, оставшуюся ненаписанной.
