– Это действительно пулемет на фронтоне? Как же он туда попал? – спросил его удивленный Левченко.
– Я слышал, что какой-то парень в разгар пандемии забрался наверх с помощью строительного крана, засел там и несколько дней прицельный огонь по всем, кто попадал в зону обстрела – по шатунам, здоровым людям, вообще, уничтожал все, что движется. Очевидно, у него закончился скрытый период болезни и он начал сходить с ума. – сказал подошедший Васильев. – В конце концов, сюда подошли ребята из 6й дивизии, прикрывавшей Питер, и расстреляли его из РПГ. -Ладно, нечего нам здесь делать. Пошли, братцы кролики.
Троица двинулась на юг. Левченко еще долго оглядывался назад, рассматривая Московские ворота, пытаясь понять, действительно ли они могли служить порталом древним мистикам…
Широченный Московский проспект производил ужасающее впечатление. Мостовая была завалена барахлом- матрацы, кровати и раскладушки, разбитые телевизоры, мониторы, детские игрушки, ржавые машины, стоявшие на боку, даже поставленные напопа, разодранные книги, засохшие фекалии… Неподалеку валялся выброшенный из окна платяной шкаф. Но больше всего было ржавеющих машин. Горы металлолома возвышались кое-где вровень с третьим этажом. Питерские пробки никуда не делись, автомобили до сих пор запружали трассы города. И конечно, иссохшие мумии людей и животных – они лежали на каждом шагу.
Огромные граффити были намалеваны прямо на стенах домов – наскальной живописи в Питере было великое множество – трудно было встретить дом, лишенный надписей или картин. В основном, рисовали фигурки людей – грустных, плачущих, задумчивых, идущих в никуда группами, даже заглядывающих в окна, и ни одного смеющегося лица. Некоторые оставляли о себе посмертную память на стенах родного дома – короткие фразы, надолго пережившие авторов – имя, в какой жил квартире, когда увезли в госпиталь, или ушел сам из дома…
Природа брала свое- освободившись, наконец, от гнета человека, она отвоевывала назад территорию, захваченную людьми. Сквозь трещины в асфальте повсюду пробивалась трава и одуванчики; тротуары между домами зарастали кустарником, становясь непроходимыми; кое-где в разломах стен домов проглядывали небольшие деревца. Городские дворы превращались в неухоженные парки, а парковые аллеи – в перелески. Еще десять – пятнадцать лет, и будет казаться, что Питер – это город в глухом лесу.
Разведчики медленно шли, стараясь ступать как можно тише, оглядывали опустелые дома. Из окон, словно внутренности из распоротого живота, свисало драное постельное белье, одежда, тряпье, веревки. Окна, пустые и бездонные, манили своим таинственным молчанием и сумраком внутри. Особенно притягивали окна с выбитыми стеклами. За ними открывалась бездонная пропасть, дразнящая своей притягательной колдовской силой… Подъездные двери хлопали под порывами ветра, словно дома показывали черные гниющие языки.
