— Мистер Мариотт не интересуется твоими достижениями, Джейк, — нетерпеливо сказала Джулия. Ее раздражение от небрежности сына было непропорционально его мелкой оплошности. — Ради Бога, смотри, что ты делаешь! И пойди умойся. У тебя весь рот в клубничном соке.
Джейк бросил на нее возмущенный взгляд. Куинн ничего не сказал, но она почувствовала и его неодобрение. Уж кто бы ее осуждал, обиженно защищала себя Джулия, спасая корзину с клубникой. Если бы Куинна здесь не было, она реагировала бы спокойнее.
— А мистер Мариотт останется на ленч? — спросил Джейк из открытой двери, снова испытывая ее терпение, и Джулии потребовалась вся ее выдержка, чтобы не накричать на сына и не отменить приглашение.
— Да, я пригласила его, — сухо процедила она наконец, как будто были сомнения, согласится ли сам Куинн остаться.
Джейк радостно вскинул руку.
— Здорово! — воскликнул он, сотрясая кулаком воздух, и тут же исчез, не оставив матери возможности что-либо ответить.
После его ухода воцарилось напряженное молчание, и Джулия воспользовалась тем, что надо было отнести ягоды на кухню. Господи, растерянно думала она, положив руки на прохладный фаянс раковины, что с ней творится? Не потеряла ли она хватку после стольких лет покоя?
Выполнив дыхательную гимнастику йогов, которую изучала много лет назад, Джулия смогла успокоиться. Затем, вдруг спохватившись, что надолго бросила Куинна одного, разгладила ладонями швы своих шортов и вернулась в гостиную.
Куинн сидел в одном из камышовых кресел, небрежно закинув ноги на перила веранды. Ничего не замечая, он мрачно смотрел в сторону океана, и ей представилась возможность некоторое время понаблюдать за ним.
Странно, подумала она, насколько этот знакомый профиль кажется ей незнакомым. Глубоко посаженные глаза с длинными прямыми ресницами, узкие скулы, нос с небольшой горбинкой — результат школьной драки, как однажды сказал он сам, — большой рот с тонкими губами, которые могли быть и грубы, и чувственны, жесткая мужественная челюсть и ни следов дряблой кожи.
Тем не менее в нем все изменилось, признавала она. Глаза стали глубже и проницательнее; лицо бороздили морщинки, которых не было в юности. Губы изгибались в гримасе циничной умудренности, свидетельствуя о жизненном опыте… хотелось бы знать, каком.
Он женат? Эта мысль внезапно пришла ей в голову, и она скользнула взглядом по руке в поисках кольца. Но ладонь, лежавшая на бедре, на принадлежность к женатому сословию не указывала, лишь на мизинце блестел золотой перстень с печаткой.
