У второго секретаря появилась бессонница. Ночью он шел на кухню, чтобы не слышать спокойное посапывание жены. Там он пил чай, курил и ворошил себе душу размышлениями.
«Когда же это произошло? Когда наши люди, наш честный советский народ превратился в дикое племя жадных варваров? Где же мы недоглядели? Почему все это обрушилось на нашу Великую страну? Обрушилось, как снежная лавина, холодная и беспощадная.
Может быть, когда мы сквозь пальцы смотрели, как наши дети натягивали на себя джинсы, жевали чиклис и прятали пионерские галстуки в портфель, а комсомольские значки в карман? Хотели же как лучше! Пусть молодежь выглядит модно и красиво. А они уже тогда подцепили эту американскую заразу, которую те называют «свобода».
Даже когда появились ларьки, торгующие всяким барахлом, казалось, что партия делает все правильно – легкая промышленность не справлялась с увеличивающимися запросами населения, госторговля была неразворотлива. А потом? Что же началось потом?»
Выпивая пятую чашку, гадостного, недавно появившегося, турецкого чая, Красносеев продолжал рвать себе душу.
«Когда же меня первый раз назвали на улице «господином», а не «товарищем»? В 88-ом или позже? Как упивались собственной крутизной все эти новоявленные господа! А мы, старые партийцы, недоумевали и полагали, что это временные проблемы, как при НЭПе. Думали, что партия разберется, партия справится.
Даже после 91-го, когда все полетело в пропасть, не было у нас, у настоящих коммунистов, паники. Была уверенность, что все наладится. Страна очистится от всякой нечисти и выйдет из этого испытания обновленной…Развелось партий всяких, как клопов в матрасе. Межрегионалы, депутаты народные, демократы и прочая сволочь – все наемники капиталистов. Одни «полозковцы» держались. Да и те, в конце-концов, продались. Сейчас вон жируют, да ламбады танцуют. Гады!»
Так и мерил шагами большую кухню элитного дома, построенного для партноменклатуры, Владлен Борисович до тех пор, пока интересы партии, как он думал, не позвали его в поход.
