В первый раз я сиганул со скалы крутой,
Только брюхо распорол я о камень злой.
Содрогнулась вся земля, берег застонал,
Чуть проклятые кишки я не растерял.
В другой раз я сиганул со скалы крутой,
Но ударился башкой я о камень злой.
Содрогнулась вся земля, ветер заревел,
Расцарапал рожу я, чуть не окривел.
В третий раз я сиганул, разбежавшись, вниз,
И на этот раз меня поджидал сюрприз:
Камнем я пошел ко дну, врезался в песок…
Говорила мама мне: «Ты учти, сынок,
Если ты утонешь вдруг в море, дорогой,
Ты обратный путь забудь, не пущу домой!»
Так что прыгай, детвора, – опыт мой не в счет, —
Прыгай, будет тебе, верь, счастье и почет!
Приходите, ребятки, в порт Дуарнене,
И будет вам радость в порту Дуарнене…
[71]Старик, видно, тоже опьянел от любви, это уж как пить дать.
За 7 дней до премьеры
Приехав в Театр на следующий день, Одетт сразу сообщила, что сил у нее совсем не осталось. «То есть энергии хоть отбавляй, вы не волнуйтесь, – тут же спохватилась она, – просто Одетт (вновь о себе в третьем лице) немного устала, неплохо было бы вызвать врача».
Врач прибыл, вошел в гримерную, и старушка с порога потребовала, чтобы он немедленно выписал лекарство, которое враз поставит ее на ноги, не амфетамин, конечно, не такой она человек, и не то, что дают велосипедистам «Tour de France», но сильнодействующее надежное средство – такое ей подобрал когда-то профессор Гийе в Париже.
– Понимаю, вы не шарлатан, я не требую чудодейственный порошок, но все же…
Название парижской панацеи вспомнить не удалось, и Одетт приказала постановщику:
– Пока доктор меня осматривает, будь добр, поройся в моей сумке, там наверняка сохранился рецепт.
Постановщик вышел из гримерной и принялся изучать напластования личных вещей Одетт. Ему сразу же попался листок, исписанный вдоль и поперек всякой всячиной: тут и лекарства, и песни, и назначенные встречи. Разобраться в этой галиматье невозможно, ведь ее переписывали и перечитывали сотню раз, что-то вычеркивали, что-то прибавляли, да и листок истерся, так часто его складывали и разглаживали. Попробуй найди здесь нужное слово!
Затем постановщик извлек серую пластиковую аптечку, типичный бонус из тех, что вам дарят, если купите сразу три шампуня. Там нашлось немало различных вскрытых лекарственных упаковок: «зопиклон», «левотирокс», «тардиферон», «анафранил», «дафлон» и так далее… Постановщик вручил аптечку и тетрадный листок Даниэль, фее артистической, и попросил поскорей отнести их врачу, а вдруг среди этих таблеток и букв отыщется парижский эликсир вечной молодости. Даниэль испугалась, что они совершат бестактность. «Нет-нет, она сама просила, пожалуйста, поспешите!» Фея послушно устремилась в гримерную Одетт. А постановщику следовало сейчас же закрыть саквояж, но его одолело нестерпимое любопытство, страстно захотелось проникнуть в тайну звездного обаяния, внутри проснулся ненасытный вуайерист-фетишист. Да, особо гордиться нечем.
