— У меня есть на кухне. Принести тебе бутылку?
— Нет, спасибо. Нам во время работы выпивать запрещено.
— Ты куришь?
— И курить тоже запрещено.
— А ты возьми да и покури, — сказала женщина. — Я тебя не выдам. Вам хорошо платят?
— Прилично.
— Сколько ты получаешь в неделю?
— Не очень много, — ответил юноша. — Я выхожу на работу только после школы. А те, кто весь день работает, получают очень немало.
— Сегодня и ты получишь очень немало, — сообщила женщина, вставая с софы, чтобы раздавить в пепельнице сигарету. Она налила в стакан немного виски, добавила содовой и, равнодушно посмотрев на стакан, быстро крутанула его. Потом подняла к губам и в один глоток осушила. Юноша не отрывал глаз от ее лица. Выражение его лица нисколько не изменилось.
— Сидней, — произнесла женщина, опуская стакан на стол, — ты очень милый мальчик. Уверена, все девочки в школе от тебя без ума.
Юноша, покраснев от смущения, отвел взгляд в сторону.
— Ты встречаешься с девушками?
Он кивнул.
— И, я уверена, со многими.
— С несколькими, — ответил юноша. Ему нравилось, что она так о нем думает.
— И многого ты от них добиваешься?
Юноша, решив, что неправильно ее понял, снова обратил взгляд, теперь уже вопросительный, к ней.
— Ну ты же понимаешь, о чем я. Или ты все еще девственник?
Лицо его вспыхнуло от смущения, он уставился на участок ковра между ножками круглого столика, который стоял у большого окна.
— Если тебе не хочется, можешь не отвечать.
— Мне не хочется.
— Ладно, не отвечай. Но если ты девственник, то виноват в этом только ты сам. Девушки в твоей школе по тебе с ума сходят.
— Ничего они не сходят, — неловко улыбнувшись, возразил он.
— Сходят-сходят. Приглядись к ним получше, сам увидишь. Ты очень милый мальчик, Сидней. Мне хотелось бы посмотреть на тебя в холодный день. Готова поспорить, на холоде твои щеки и губы становятся алыми.
Сидней виновато улыбнулся. Он и сам знал, какими алыми становятся в холодные дни его губы и щеки, какой он миловидный и чистенький — в сравнении с его одногодками. Пока отец был жив, его, Сиднея, далеко от дома не отпускали, и потому свободу, позволявшую ему приглядываться к миру, он получил лишь недавно. Мир начал неторопливо раскрываться перед ним огромной, загадочной панорамой, и каждое новое открытие доставляло юноше наслаждение.
Он указал на фотографию паренька в футбольной форме, спросил:
— Это ваш сын?
— Нет, — ответила женщина. — Это сын мистера Ингэлла. — И, увидев недоумевающее лицо юноши, добавила: — Я его вторая жена.
