— А что, можно, — ответил он.
— Видела, как ты вышел на улицу. Следила за тобой, если уж честно. Прихватила пару порций, может, уединимся ненадолго?
— Можно, — тупо повторил Брет, с тревогой отметив, как вдруг сел его голос.
— Ты ведь Брет Клоусон, правильно? Звезда наша футбольная.
— Ага, он самый, — подтвердил он, ожидая, что незнакомка сейчас заговорит о трагикомическом эпизоде.
Однако она о нем, похоже, и не вспомнила. Вместо этого она сказала:
— Вообще-то я не очень увлекаюсь футболом. Но тебя на поле несколько раз видела. Сейчас я в разводе, и у меня есть сын, который считает, что лучше тебя не бывает. Думаю, надо бы попросить у тебя автограф — он бы с ума сошел от счастья. Только вот темно слишком, как по-твоему?
— Ужасно темно, — согласился Брет и отхлебнул из стакана.
— Но иногда это даже к лучшему. — Рука незнакомки нащупала молнию на его брюках.
У футболистов, как и у рок-певцов, — свои обожательницы. Всегда под рукой, ни в чем не отказывают.
Раз или два Брет не устоял перед соблазнительными предложениями. Но для такого сорта поклонниц эта женщина казалась немного староватой.
Потом до него дошло, что все происходящее — лишь часть фантастической ночи, причудливо вместившей в себя сочетание многих факторов. Марди-Гра. Атмосфера, создавать которую на своих балах, особенно в это время года, у Рексфорда Фейна, похоже, был особый талант. Чувственная, переполненная эротикой атмосфера, когда не остается никаких преград и ограничений. Все можно.
Но где-то в особняке он оставил Лину. А что, если она… Но если она стала свидетельницей его унижения, ей-то должно быть все более чем безразлично.
Рука незнакомки добралась до искомого объекта.
Под ее умелыми пальцами он моментально отвердел.
— Да чего там! — пьяно хихикнул Брет.
Женщина опустилась перед ним на колени, словно бы в умоляющей позе, и Брет, забыв обо всем, отдался во власть острого ощущения.
Мартин Сент-Клауд как в воду глядел. Уже через пятнадцать минут Эбон практически и не вспоминал о стычке с Бретом Клоусоном. Более того, он был даже благодарен, что тот вмешался и разнял их с сенатором. Эбон едва не утратил самообладание, а это было опасно и совсем ни к чему. Ни под каким видом. Нрав у него был крутой и злобный — только чуть отпусти поводья, и его так занесет… Эбон еще с раннего детства познал, что негритянскому парню, растущему в Новом Орлеане, лучше научиться сдерживать свою вспыльчивость. В противном случае рискуешь получить пробоину в черепушке, это как минимум. А повзрослев, он очень быстро понял, как легко неуправляемые приступы гнева заставляют совершать непоправимые ошибки.
