Новый Орлеан | страница 2



Кое-какой джаз в стиле диксиленд можно услышать во Французском квартале еще и сегодня — приманка для гуристов в заведениях вдоль Бербон-стрит.

Неплохой, может быть, джаз, но не в первопроходческих традициях Джелли Ролла Мортона, Банка Джонстона, Кида Ори, Сачмо, он же — Луи Армстронг, Папы Селестина — список этот нескончаем, как сама музыка.

Кто же сможет забыть такие вещи, как «О, неужели он не нагулялся», «Острая штучка», «Билл Бейли, вернись, пожалуйста, домой» и «Хорошего человека днем с огнем не сыщешь»?

Марди-Гра, вторник на масленице.

— Подайте хоть что-нибудь, мистер. Умоляю, мистер!

Изобильный вторник.

Пик года в Новом Орлеане приходится отнюдь не на Рождество и даже не на новогоднюю ночь, а именно на этот день, на последний день масленицы.

Балы в несметном множестве, день и ночь парады — да все, что только душа пожелает.

Король Рекс, повелевающий; король Комус — растлевающий.

Для многих, в том числе и для самих его жителей, Новый Орлеан и есть олицетворение Марди-Гра.

Если я вдруг перестану любить,

Ноги у рыбок станут расти,

И яйца коровы будут нести,

Если я вдруг перестану любить.

Скорбная среда.

Утро «после того», о котором Ринг Ларднер — писатель-сатирик однажды сказал: «Чувствую себя, как Рекс в состоянии Комуса».

— Милый?

— Что?

— Сам знаешь — что, Мартин Сент-Клауд! Прекрасно знаешь — что! Черт бы тебя побрал!

Сенатор Мартин Сент-Клауд сжал ладонью ее лобок и принялся поглаживать его круговыми движениями. Одри приподняла ягодицы, крепче прижимаясь к его руке.

— Давай, папуля, давай!

Рука сенатора замерла.

— Знаешь, когда ты так говоришь, — я всегда задумываюсь…

Она вскинула голову и уставилась на него злым взглядом.

— О чем же это?

— Когда ты зовешь меня папулей, невольно приходит в голову: а не воображаешь ли ты, что трахаешься со своим папочкой? Психоаналитики утверждают, что многие девочки испытывают к своим отцам кровосмесительную тягу…

Она замахнулась с явным намерением отвесить ему оплеуху, но сенатор увернулся и, ухмыляясь, ввел палец в ее влагалище, раскрытое, мокрое и горячее.

Одри напряглась и окаменела, вскрикнув:

— Давай же, будь ты проклят, и прекрати эту чушь насчет психоанализа! Давай скорее!

Давно приведенный искусными манипуляциями Одри в состояние полной готовности, Мартин устроился на ней поудобнее. Она направляла в себя его член умелыми движениями. Войти в нее оказалось так же легко и естественно, как дышать. Одним движением он проник в самую ее глубь. Они столкнулись, словно ослепленные ненавистью соперники.